— Это тебе, extra… Спасибо, Макбетушка, — умник!
Отдав должную дань уважения ватрушкам, Макбет проехался два раза вокруг стога, сильно упираясь ногами в землю, как будто желая его свалить на бок (обычная манера Макбета вытирать с шерсти лишнюю воду, а в этот раз — и намерзший ледышки), и мы пошли домой, где Макбета ждала третья чашка корма, и меня — горячий ужин.
Идя домой, я разбирался в пережитых впечатлениях только что окончившейся сегодняшней охоты.
Три кряковные утки, — хорошая для одного вечера добыча.
Еще есть гусь…
Но он доставил мне меньшее, чем утки, удовольствие.
Я взял его не красивым выстрелом и не на сидке.
Добыл случайно, — фуксом. Только добил больную птицу. Добивать же раненную птицу или зверя, не доставляет удовольствия, и когда мне приходилось на облавных охотах ранить зайца и он беспомощно полз на перебитых лапках, я не мог добивать его, и по окончании загона просил загонщиков исполнить эту неприятную операцию.
Во всяком случае, гусь — трофей, и по нашим местам весьма редкий.
Охотой, я был доволен, в особенности — Макбетом, и сожалел о том, что темный пасмурный вечер помешал полюбоваться яркими красками осеннего заката и я не мог видеть всех летевших на соседние сидки уток.
Конечно, вышеописанная охота не была типичной и лучшей охотой на вечернем перелете. Бывали охоты и лучше и хуже этой. Случалось, что на сидках, я убивал по одной, единственной прилетевшей на мое озеро утке.
Бывало и так, что я возвращался с сидок совсем без ничего, — в духовном звании «попа».
Но кругом, по сторонам моей сидки, летело много уток. Они валились на соседние с моим озера и на них крякали, перелетали. В воздухе стоял шум от свиста летевших утиных стай и их разговоров.
Луга наполнялись особым движением и шумной жизнью, создавалось настроение, и некоторые из этих недобычливых охот доставляли мне большее удовольствие, нежели те, с которых я возвращался с полной сумкой убитых уток, и только хуторской караульщик Алексей Васильевич (не охотник), которому я часто давал часть моей добычи, соболезновал моему «несчастью» и горевал.
— Стало быть, седни — без дичи! — печально говорил он, почесывая затылок.
В этот раз, я дал ему гуся (очень тощий), и получил за это от караульщика особенную благодарность:
— Покорнеюще благодарю Ваше присходительство! Я не был генералом. Но в тех редких случаях, когда Алексей чувствовал ко мне особую нежность, он называл меня таким званием.
В этот вечер, все были довольны: я — Макбетом и охотой, Макбет — ватрушкой, и Алексей — гусем…
* * *Макбет не боялся холодной воды, и поздней осенью, проламывая тонкий лед озерных закраин, без отказа доставал с воды убитых гусей и уток.
Доставал, но за то и пострадал…
Возвращаясь в октябре с не удовлетворившего меня осмотра утренней утиной сидки, я сел отдохнуть на берегу широкого Семитонного озера.
Солнце только что поднялось над горизонтом, — красивое, румяное, большое. В прозрачном воздухе отчетливо виднелись: противоположный берег озера заросший мелкими таловыми кустами, чистые, украшенные инеем, громадные луга с блестевшей на них водой больших озер и речек, редкие островки мелколесья, и за ними — крупные осокоревые деревья по берегам воложек и стариц.
Вдали, против устья Камы, голубел высокий правый берег Волги, с ветреными на нем мельницами, селами и деревнями, окутанными сизым туманом.
Пестрые летние луга покрытые густой травой, цветами и сочной зеленью деревьев, — ароматны и красивы. Но в них глухо, нет кругозора. Насыщенный испарениями воздух не так, как осенью, чист и прозрачен, — в них нет шири и простора.
Осенние луга, также как и летние, имеют красоту и свои краски. Мне, — они милее летних, и я сидел на берегу озера, любуясь перспективными видами «голых», казавшихся безбрежными лугов, — спокойных, тихих и открытых…
С Камы показалось несколько артелей гусей.
На случай, — не налетят ли на меня, я скрылся в береговых кочках и вложил в ружье патроны с нулевой дробью.
Передние артели пролетели срединой озера, и только последняя, отставшая от первых, достигнув озера, потянула вдоль моего берега и налетела на меня, — высоко и не близко.
Огорченный неуспехом утреннего осмотра утиного присада, я выстрелил «на удачу». Один гусь отделился от стаи, часто махая крыльями, поднялся кверху, на мгновенье остановился, и с большой высоты грузно бухнулся в воду, — в расстоянии от берега более пятидесяти сажен.
Хороший, — красивый выстрел, и недурная картина из охотничьей жизни…