Отдав дыню и абрикосы Наталье Львовне, Сашка побежал в сад, где Ляля собирала ягоды к чаю. Увидев Сашку, она чуть не бросилась ему на шею, но смутилась. И он тоже – однако как еще выразить свою радость, оба они не знали.
– Сашка! Какой ты красивый! А черный! Прямо негр! И гладкий такой! Можно потрогать?
Он с гордостью согнул руку в локте, демонстрируя ей мускулатуру, и Ляля осторожно погладила его теплой ладошкой, которая на фоне Сашкиного загара казалась совсем бледной. И когда она провела рукой по его коже от локтя до плеча, забравшись под короткий рукав футболки, он вдруг почувствовал что-то такое… странное, что весь покрылся мурашками. Лялька тоже резко отдернула руку, как будто обожглась:
– Ну что, пойдем чай пить?
Они стояли в заросшем малиннике, как в лесу – ягоды уже почти сошли, листья подвяли, редкие осы разочарованно кружили среди колючих веток, невидимая среди листвы птица четко выговаривала: «А ты Витю видел? А ты Витю видел?..»
– Ты поцарапалась…
– Где?
– Вот, на плече…
Она повернула голову, приподняв плечо:
– А, заживет! Пошли?
Но Сашка смотрел как зачарованный на ровную ярко-розовую царапину на ее белом плече, потом, не сознавая сам, что делает, нагнулся и провел языком по нежной, чуть солоноватой на вкус коже – по царапине…
– Ай! Ты что? Щиплется же! Зачем ты это сделал?!
– Не знаю…
Она смотрела на него во все глаза, медленно краснея, – у него тоже горели щеки и уши, а потом они неожиданно поцеловались неловкими, сладкими и чуть липкими от малины губами. И в ту же секунду бабушка закричала им из дома:
– Дети! Ляля, Саша! Чай готов!
Они пили чай, словно ничего такого не случилось, и Сашка рассказывал про Крым, а Ляля с бабушкой дружно ахали и смеялись, но потом, когда Лялька пошла провожать его до остановки, они еще раз поцеловались, уже более уверенно.
Он стал приходить каждый день. Порой Ляля была занята: она давала уроки немецкого языка маленькому очкастому пацану, сыну бабушкиного знакомого, – малец был очень серьезный, и Сашка веселился, видя его сосредоточенную мордашку: тот на ходу бормотал немецкие глаголы. Но чем бы они оба ни были заняты, в течение дня всегда выпадала минута, когда, осторожно соприкасаясь неумелыми губами, оба словно проваливались в темную, дышащую истомой бездну. Они даже не обнимались – прикоснуться друг к другу было страшнее, чем поцеловаться, только один раз Сашка нежно провел пальцем по Лялькиному белом горлу – до ключиц, хотя больше всего на свете ему хотелось потрогать ее грудь, которая так соблазнительно выглядывала из выреза сарафана, когда Лялька нагибалась. Потом они осмелели настолько, что поцеловались с открытым ртом, и это было так сильно и остро, что оба испугались и смутились. Неизвестно, куда бы завели их все эти поцелуи в кустах, но тут настало первое сентября.
Бахрушинская школа была восьмилеткой. На выпускном одноклассники чуть не плакали, расставаясь с Сашкой и Лялей: только они из всех «бахрушенцев» собирались учиться дальше в школе «на той стороне» – она, конечно, была лучшей в городе, но уж больно далеко ездить. Все остальные дружно перешли в местную школу недалеко от станции. Сашке-то было близко от новой квартиры, но как же он без Ляльки!
В новую школу они шли вместе, но когда попали на школьный двор, Сашка вдруг увидел Лялю как бы со стороны и… расстроился. Он сам был вполне ничего: загорелый, высокий, в новом костюме, с новым шикарным портфелем, подаренным отцом, – Сашка не хотел брать, но мать настояла. Девчонки уже бросали на него заинтересованные взгляды, и он расправил плечи. А Лялька… Она похудела за лето, но все равно выглядела самой… самой крупной из девчонок, а форма, из которой она выросла, делала ее совсем неуклюжей. На локтях платья были нашиты аккуратные заплатки, и воротничок простой, а у других девчонок кружевные, и косу уже никто не заплетал, и туфли у некоторых были на каблучках, а у Ляльки – поношенные босоножки и детские носочки. Эти носочки его совсем доконали, и он сказал ей тихо:
– Ляль, послушай! Давай ты с кем-нибудь из девчонок сядешь, ладно? А то как-то…
– Хорошо. – И она еще выше подняла голову.
Это было его первое предательство.
Как самые лучшие, они с Лялей и еще с пятью чужими ребятами попали в класс «б» – «ашники» были элитой школы, а в класс «в» собрали остальных учеников из двух школ-восьмилеток. Сашка сел вместе с другим новеньким – длинным носатым Калугиным, тоже Александром, а Ляля в результате осталась одна – пары ей не нашлось. Сначала они еще держались вместе – болтали на переменах, шли вдвоем из школы, перезванивались, а по выходным Сашка, как всегда, приходил к Бахрушиным, и они с Лялькой тайком целовались в уголке. Но потом она стала замечать, что в школе чаще видит Сашкину спину, – он сидел чуть впереди, а на переменах ускользал. Из школы она теперь ходила одна, а когда однажды зашла за ним утром, Сашка был не очень доволен и удрал от нее на полпути: ну что ты плетешься, как черепаха?!