Джеймс старался не смотреть на нее. Он откинул голову на спинку сиденья и напомнил самому себе, что может опять впасть в чрезмерное любопытство, а каждый ребенок знает, что случилось с чересчур любопытной Варварой.
— Знаете, вы до сих пор все еще не рассказали мне, как у вас идут дела с приемом больных здесь.
— О, это довольно приятно после напряженной работы в больнице! — воскликнула она.
Теперь, решил Джеймс, она, наверное, смотрит в иллюминатор, молясь, чтобы была хорошая погода, не было столкновения с птицами, утечки топлива или других неожиданностей в полете.
— И наверное, такая работа меньше действует на нервы, — продолжала она задумчивым голосом. — Да будет вам известно: каждый день встречаться с больными детьми — это немного…
— Морально тяжело?
— Да, примерно так.
Они посмотрели друг на друга, и он почувствовал, что она опять перестала быть откровенной.
— Я уже начала искать замену Сельверну и, думаю, очень скоро найду.
— Так быстро?
— У меня все «так быстро».
— А как ваш отец? Он говорил, что пару раз заходил на работу.
— Да, заходил. — (Джеймс почувствовал, что она прикидывает, что следует, а что не следует говорить ему, и это вызвало у него раздражение.) — Кое в чем он помог мне, но я старалась не оставлять его одного. — Ее голос стал более ровным. — Я была вынуждена постоянно напоминать ему, чтобы он не перенапрягался. Ненавижу ворчать, честно говоря.
— Мне кажется, ваш отец теперь чувствует себя довольно хорошо. Не думаю, что ваше ворчание сильно раздражало его.
Элли холодно посмотрела на Джеймса.
Боже, как он ненавидел этот ее взгляд! Это был взгляд, от которого можно избавиться, лишь тряхнув ее за плечи или же, наоборот, поцеловав.
— Я бы непременно заметила, если бы мой отец чувствовал себя лучше. Я его дочь, а не вы.
— Ну что ж, вам виднее. Но по крайней мере он не впал в бездействие. На мой взгляд, это вполне здоровая реакция.
— Да, пожалуй. — Элли улыбнулась и посмотрела в сторону. Действительно, самое худшее для пациентов, перенесших инсульт, — это перестать интересоваться жизнью.
Она прервала разговор, и Джеймс тоже замолчал, внимательно наблюдая за ней.
Ее волосы теперь не были так туго стянуты, как это было с утра. Одна прядка выбилась из пучка, и ему очень хотелось поправить ее, но он, не зная, как к этому отнесется Элли, сдержался. Когда пауза в разговоре слишком затянулась, она спросила:
— Догадайтесь, о чем я думаю?
— О чем же?
— О том, что мы еще не потерпели авиакатастрофу. — И, посмотрев на него, она неожиданно широко улыбнулась.
— А разве я не говорил вам, что вы будете здесь в такой же безопасности, как у себя дома?
— Вы были абсолютно правы. Пожалуй, в следующий раз я оставлю дома и мою страховку, и мой талисман — медвежонка.
Вновь последовало молчание. Оно длилось до посадки самолета. Выйдя из него, они проследовали к «ягуару», который ожидал их, чтобы доставить в Лондон.
Джеймс настоял на том, чтобы подвезти Элли прямо к дому.
Он давно уже заметил: у нее была мания спорить с ним по любому вопросу. Но при этом Джеймс обнаружил, что и ему постоянно хочется спорить с ней. Женщины, которых он знал, никогда не перечили ему. Может быть, его раздражала именно их чрезмерная сговорчивость? — недоумевал он.
— Итак, — сказал Джеймс, когда они выходили из машины, — какие у вас планы на сегодня?
Элли в это время вынимала свой багаж и не смотрела на него, так что он мог беспрепятственно наблюдать за ней. Когда она наклонилась, чтобы забрать сумочку со своего сиденья, он смог рассмотреть ее груди через вырез рубашки и вдруг почувствовал себя так, как будто ему вновь шестнадцать и вся его голова забита только мыслями о сексе.
— Больница, больница и еще раз больница, — сказала она, распрямляясь. — Спасибо за то, что подвезли. Это сохранило мне массу времени.
— Как насчет того, чтобы поужинать сегодня вечером? — спросил он.
— Спасибо, вы очень добры, — сказала Элли, и ее щеки порозовели. — Но вряд ли я могу принять ваше предложение, у меня совсем другие планы.
Джеймс и не думал, что она согласится. Он знал это еще до того, как начал говорить. Но ему хотелось услышать, какой предлог она выдумает для того, чтобы отказаться. Услышав ее ответ, он с раздражением подумал: «Какого черта я спрашивал? Должно быть, я просто мазохист».
— Да, я понимаю.
— Я договорилась с Генри, что он приедет ко мне на ужин.
Ему показалось? Или в самом деле в голосе Элли прозвучало сожаление? Джеймс вдруг почувствовал себя таким расстроенным, что едва взглянул на нее. С трудом он пробормотал:
— Желаю хорошо провести время, — и попытался изобразить что-то вроде улыбки.
Когда машина отъехала, он начал разыгрывать из себя занятого человека и достал целую кипу деловых бумаг, но заметил, как его шофер Винс бросает на него насмешливые взгляды. Джеймсу едва удалось подавить желание сказать тому, чтобы он занимался своими прямыми обязанностями.
Вот так. Получил вежливый отказ. Он решил, что все-таки это была вежливость, а то сожаление, которое ему почудилось, наверное, просто его фантазия.
К шести часам у него пропала охота продолжать работу. Между тем у него была черная записная книжечка, заполненная телефонами обворожительных женщин — некоторые из них уже были замужем, но все они с радостью встретились бы с ним. Он сидел в своем дорогом номере, выходящем на королевский парк, и перелистывал эту черную записную книжку почти с отвращением. Ну что можно думать о женщине, которая обращается с тобой как с ядовитой змеей, в особенности если она делает это после того, как ты изо всех сил попытался понравиться ей?
Должно быть, Генри был мучеником или попросту сумасшедшим.
Джеймс прошелся по номеру, выглянул из окна, однако ничто не отвлекало его от мыслей об Элли. Может быть, прикидывал он, заглянуть к ней на минутку, просто чтобы бросить взгляд на этого замечательного Генри? Он размышлял об этом минут пять, после чего пришел к выводу: какой смысл мучиться любопытством, если даже не пытаешься удовлетворить его? Кроме того, это может быть полезной информацией — выяснить, насколько серьезны отношения между ней и этим Генри. К тому же он сможет выяснить, каковы новые обстоятельства, препятствующие ее возвращению в Ирландию, не так ли?
Однако у Генри могут быть собственнические инстинкты. Да, пожалуй, неожиданный визит может принести ему кое-какую информацию…
Джеймс еще на некоторое время задержался в номере, чтобы принять душ и переодеться во что-нибудь не очень официальное. Он надел бежевые брюки, кремовую рубашку и кремовый же спортивный свитер и почувствовал себя освеженным, уверенным, предвкушая будущую встречу.
Только когда Джеймс оказался у дверей Элли и протянул руку к звонку, он понял, что идея этого визита была, возможно, не так уж хороша. Но слишком поздно, чтобы от нее отказаться, подумал он. Тем более что такси уже уехало.
Хотя занавески на окнах были опущены, свет в квартире горел, так что было ясно: дома кто-то есть. Он нажал на кнопку звонка, отступил в сторону и засунул руки в карманы. Дверь вскоре открылась, и появилась Элли — в джинсах и джемпере.
— Что вы здесь делаете? — одновременно с удивлением и тревогой спросила она.
Неожиданно Джеймс почувствовал, что не знает, что сказать. И попытался выдумать что-нибудь необычное.
— Неужели ты не рада? — пробормотал он, в то время как она машинально отступила, давая ему возможность войти.
— Я не ждала вас. — И она быстро взглянула через плечо по направлению к кухне.
— Да, понимаю, но я случайно проходил мимо, — сказал Джеймс. — Навещал моего клиента, который живет неподалеку.
— Правда? А где?
Ее глаза продолжали перебегать от него к кухне, и внезапно он понял, что она хотела бы на некоторое время задержать его на пороге, чтобы придумать какой-нибудь предлог и выставить его, пока Генри оставался за закрытой дверью кухни.