Через пару минут Богдан весело сказал: – Готово!
Я открыла глаза и увидела, что на каждом пальце моей правой руки красовались огромные синие перстни.
– Теперь все будут знать кто здесь пахан, – заржал Богдан.
Я в шоке посмотрела на Булавина, он тоже лыбился во все тридцать два…
– Предатель!
– Да ладно, – отмахнулся друг. – Ты ж сама улыбаешься.
С удивлением я отметила, что он прав. Выхватила у Богдана ручку и развернулась к другу:
– Твоя очередь!
Алекс послушно дал мне руку и я начала выводить рисунок на тыльной стороне его ладони.
– Фемида? – удивился Богдан.
– Что, слишком банально? Ничего другого в голову мне не пришло. Пусть все знают, что перед ними будущий служитель закона, – весело заявила я.
– Твоя Фемида больше похожа на модель Виктории Сикрет, – заметил Богдан. Он вытащил из рюкзака еще одну ручку и схватил вторую руку Алекса. На ней он начал выводить контур булавы, а я улыбнулась, вспомнив, что так друга называли в школе.
Мы были настолько увлечены работой, что не заметили, когда к нашему столу подошли Макс и Глеб. Первой опомнилась Алена, расплылась в улыбке и томным голосом сказала:
– Привет, мальчики.
Я закатила глаза и продолжала делать вид, что слишком занята, нанося последние штрихи на чаши весов. Богдан прав, платье Фемиды получилось слишком облегающим, но в целом вышло неплохо.
– Отличные тату, – Урицкий кивнул на мою руку и плюхнулся на соседний стул. Макс же предпочел остаться стоять.
– Полина, нам надо поговорить. Я тебе вчера звонил весь вечер, даже приезжал, но ты не открыла.
Значит мне не показалось. Когда я лежала в ванной, мне действительно слышалось, что кто-то звонил в дверь, но так как желания видеть кого-либо у меня не было, я решила не открывать. Телефон я, конечно, тоже отключила.
– Нет, не надо, – упрямо заявила я. А про себя добавила, что поговорить нам надо было четыре года назад, но тогда он меня слушать не захотел.
Макс не стал настаивать, тяжело вздохнул и развернулся. Я думала, что Урицкий отправится вслед за другом, но он остался сидеть. Я вопросительно посмотрела на него, сегодня Дианы с нами не было, соответственно, ему за нашим столом делать было нечего.
– Всегда мечтал о татуировке, – с наглой улыбкой заявил он.
Я уже открыла рот, чтобы послать его подальше, но вдруг передумала:
– Отлично! Я как раз закончила с Алексом.
Он протянул мне свою руку, но я помотала головой: – Нет, мне нужно больше места, расстегивай рубашку.
Богдан присвистнул и затянул “золотые куполаааа, на груди наколоты”, а Глеб с самодовольной улыбкой начал расстегивать пуговицы. Алена с Алисой, до этого равнодушно наблюдавшие за нашим баловством с тату, теперь жадно взирали на торс Урицкого. И обвинять их в этом я не могу, потому что там, действительно, было на что посмотреть.
Помню, лет в пятнадцать, они с Максом впервые серьезно увлеклись спортом. Тогда они каждое утро занимались на турниках во дворе дома Урицких. Макс просил отца установить спортплощадку в нашем саду тоже, но тот считал, что спортивный комплекс не впишется в общий дизайн. И вот спустя несколько месяцев мне посчастливилось поприсутствовать на их тренировке. Оба друга к тому времени обзавелись прессом и довольно рельефной мускулатурой. Но только почему-то кубики на животе брата меня впечатлили не так сильно, как на Глебе.
До этого Урицкий был для меня кем-то вроде второго старшего брата, такого же занудного и противного, вечно оберегающего меня: на это дерево не лезь, высоко; здесь не бегай, тут битое стекло; с теми не общайся, они обидят и все в таком духе. И в этот день я, кажется, впервые обрадовалась, что никакой он мне не брат, а значит кровное родство не помешает мне выйти за него замуж. Господи, кто-нибудь, застрелите меня, четырнадцатилетнюю.
За прошедшие годы спорт он, судя по всему, не бросил и поэтому сейчас у меня было впечатление, что ручкой я вожу по стиральной доске. Мне кажется, или он сейчас специально напряг мышцы? Выпендрежник, мать его!
Буквально через минуту я закончила и сейчас удовлетворенно разглядывала свою работу: огромный детородный орган на весь торс Урицкого. В ожидании его реакции, голоса за нашим столом смолкли, хотя не удивлюсь, если и находящиеся по соседству студенты тоже за нами наблюдали. Урицкий, до этого тщательно рассматривающий мое лицо, перевел взгляд на свою грудь, громогласно заржал и обжигая своим горячим дыханием мое ухо, прошептал: – У тебя фотографическая память, Полли! Так точно передать все пропорции!