Друг мужа смеётся. У него мягкий, грудной смех. В нём хочется прятать ответную улыбку и осушать заплаканные глаза.
— Уже выгоняешь?
— Нет, — поспешно отвечаю я. — Просто я ничего о тебе не знаю. Кроме того, что ты вытащил Серёжу из-под обстрела в горячей точке.
— Да. Так и есть.
— Серёжа уже не служит. А ты?
— И я.
Он наклоняет голову, разглядывая меня, как восьмое чудо света.
— Я тоже не служу. Теперь точно.
— Это хорошо, — с облегчением говорю я. — Наверное, твои близкие переживали за тебя, когда ты находился там.
— Да. Как и все семьи.
— Жена, дети?
Стас качает головой.
— С детьми не сложилось. С женой… — вздыхает. — Всё сложно.
— Вы поссорились?
— Да. Очень сильно. По-крупному. Давно. Чуть меньше года назад. Вернее, прошло несколько месяцев, а как будто полжизни отсекли.
Я тереблю низ пижамной рубашки.
— Тебе кажется, что прошло много времени?
— Ты даже не представляешь себе, насколько, — отвечает Стас, отворачиваясь к окну.
Ночь. На улице ничего не разглядеть, кроме блестящей поверхности луж от света дворового фонаря.
— Дождь уже кончился. Ты до сих пор боишься грозы?
— Удивлена, что ты знаешь об этом.
— Серый говорил, — немного помедлив, ответил Стас.
— Вы давно дружите?
— Очень давно, Ириска.
Я хмурюсь, прикусывая губу. Почему, чёрт побери, просто взять и не уйти? Что меня держит возле незваного и наглого ночного визитёра? Я заставляю себя развернуться.
— Спокойной ночи, Стас.
— Торопишься к мужу?
— Конечно. Он ждёт, — отвечаю я.
— Ждёт, да. Любимый муж? — едкая мужская усмешка царапает спину.
— Очень любимый.
Я торопливо, едва ли не бегом, направляюсь в спальню. Взлетаю на кровать так быстро, как будто монстры из ночных кошмаров вот-вот укусят меня за пятки. Ровное дыхание Сергея немного сбивается.
Он пьяно ведёт головой из стороны в сторону. Я прибиваюсь к нему под бок, укладываясь головой на плечо. Позволяю ему сдавить себя так, что становится тяжело дышать.
— Ты как медведь, — шепчу, едва хватая воздух губами.
— Твой медведь, трусишка, — хрипловато отвечает он, обдавая меня сильным запахом спиртного.
Муж тяжело дышит, смазанно целуя в щёку. Не представляю, как много выпил Серёжа, но Стас выглядел так, словно пил очень мало.
— Спи, Серёж, ты пяьн, как не знаю, кто, — прошу я.
— Противно, да?
— Нет, дурачок. Просто я знаю, что у тебя был трудный долгий день, и он тебя вымотал. А ты слишком много выпил и почти невменяем. Ты даже не сам дошёл, тебя друг принёс.
— Друг… — Серёжа прижимается лбом к моему. — Я не хотел тебя напугать сегодня. Извини.
— Спи, Серёж. Давай утром? — прошу я.
— Просто извини. Я не хотел, чтобы так вышло. Ничего из этого не хотел. Но уже, бля, так поздно…
Я накрываю его губы, целуя. Он замирает и жадно дышит воздухом, одним на двоих.
— Нет, ты всё-таки слишком много выпил, — улыбаюсь я. — Отдохни, а завтра я тебя замучаю.
— Самые приятные слова за весь вечер, — улыбается муж.
— Есть ещё приятнее.
— Да?
— Люблю тебя.
— Люби-и-и-ишь, — повторяет муж. — Сильно?
— Очень. Ты — моё всё, — отвечаю я.
6. Ирина
Я люблю просыпаться ранним утром.
Всегда просыпаюсь с рассветом или чуть позднее. Браун уже сидит у двери, держа в зубах поводок.
— Привет, мальчик.
Я выглядываю на улицу.
— Все лужи будут нашими, да?
Доберман довольно скулит, нетерпеливо топчась у самого выхода. Я надеваю спортивный костюм и вывожу пса на прогулку. Заодно и сама занимаюсь пробежкой.
Не люблю дождь.
Но если на следующий день солнечно — у меня хорошее настроение. Лужи подсохнут, снова станет сухо и тепло, как я люблю.
Браун с удовольствием разбрызгивает лужи. Возится в грязи, как самый настоящий поросёнок.
Потом мы возвращаемся, мокрые от пота, заляпанные грязью и немного уставшие.
— Домой не пойдёшь, свинтус. Будешь сидеть во дворе, — предупреждаю я пса.
Я всегда завожу Брауна на ночь домой. Но днём он бегает по участку.
Вечером придётся искупать этого великана, прежде, чем позволить ему топать по чисто убранному дому.
После принятия душа я прибираюсь на кухне, удивляясь тому, как быстро мужчины опустошили две бутылки виски. Пепельница полна окурков.