– Договор она подписала? Подписала. Остальное я уж как-нибудь решила бы с ней сама, после того как, – в гневе она повернулась ко мне. – Но ты, конечно, не могла всё не испортить.
– Я?! – подскочила я. – Я всё испортила?
– Ну я же не глухая. Врач сказал: по обоюдному согласию.
– По обоюдному согласию у них было с твоей горничной, – схватилась я за спинку стула. – А может быть и с кухаркой, и с уборщицей, этого лично я не видела. А вот горничную видела. И стонала она, скажу тебе честно, погромче, чем ты.
От очередной пощёчины меня защитил вовремя поднятый ножками вперёд стул. Но говорить я не перестала.
– И знаешь, нет. Это был не твой муж. Но секс действительно был по обоюдному согласию. Там да. А вот быть инкубатором для ваших с мистером Большой Член детей я не соглашалась. Так вот зачем… – качала я головой и не могла поверить. Вот зачем она меня позвала, поила этими чёртовыми лекарствами, держала в изоляции.
– Простите, – обогнув по широкой кривой снова поднятый мой стул, схватила мать меня за рукав. – Давай-ка мы обсудим это без свидетелей.
– Не сейчас, – поставив стул, оттолкнула я её руку. – Сейчас у меня есть вопросы к врачу.
– Хорошо, хорошо, – неожиданно произнесла она таким знакомым елейным голоском, словно что-то задумала. – Я подожду тебя внизу. Дома поговорим. Алла Константиновна, до встречи.
Дверь за ней закрылась. Я без сил упала на стул. Но доктор встала и сначала выглянула в коридор, видимо, чтобы убедиться, что мать не подслушивает под дверью, а потом только спросила:
– Я же правильно поняла, что секс был незащищённым?
– Я не знаю, – выдохнула я и покачала головой. – Я очень волновалась. Мне было больно, страшно и я… правда, не знаю.
– Но спросить-то своего партнёра об этом ты можешь? – ободряюще сжала она мою руку, потянувшись через стол. – Яна, это очень важно. Очень. Потому что ты пропила курс гормонов. Специальных гормонов. Их пьют для лучшего прикрепления эмбриона к эндометрию. И для повышения шансов забеременеть. Это… – она медленно обессиленно выдохнула. – В общем, ни о какой экстренной контрацепции для тебя не может идти речи, после таких доз одних гормонов вводить другие бесполезно и очень опасно, останешься инвалидом. Тем более секс был вчера, а у тебя овуляция. Уже всё бесполезно. Безопаснее будет сделать аборт.
Я открыла рот. Потом закрыла.
– Он спросил меня про таблетки. А я… я даже не поняла про какие. И сказала, что пью. Я ведь пила.
– Да, ты пила. Только не те. И, кстати, о профилактике. Раз ты не уверена на счёт презерватива, надо сделать.
– Я уверена. Если его не было, то беспокоиться точно не о чем. Он бы не стал так рисковать.
– Я бы на твоём месте на это не уповала. В полицию пойдёшь?
– Нет, – уверенно покачала я головой. – Я сама согласилась.
– Тогда давай ещё раз на кресло, обработаю и лекарства выпишу.
– Нет, – испугалась я. – Я больше не буду пить никаких таблеток.
Она вздохнула, посмотрела на меня внимательно, протянула визитку.
– Тогда обязательно звони, если что, – встала, сложив руки на груди, подошла к окну. – Она тебе точно мать?
– Не знаю. Мы двадцать лет не виделись. Меня растила бабушка, – убрав визитку в карман, я тоже подошла к окну.
И в ужасе икнула. У машины стояла Татьяна Владимировна, а рядом с ней… Чекаев.
Глава 8. Арман
– Арман Эмильевич, здравствуйте!
Стройная темноволосая красивая женщина процокала каблучками по ступеням крыльца и остановилась напротив меня.
– Простите, мы знакомы? – приподнял я одну бровь, но где-то там, в глубине души уже знал: да.
– Татьяна Владимировна Воскресенская, – протянула она руку.
– Очень приятно, – скупо пожал я её узкую ладонь. Всё происходило почти как в дурацкой картинке, что я себе недавно нарисовал. Только разговор шёл не по телефону, а вживую. – Это же вы прислали мне вчера подарок? Сладкое, простите, не ем. Но мои сотрудники сказали, что торт вкусный. А вот с часами угадали. Спасибо! Только напрасно вы так тратились.
– Что вы, что вы, мне доставило истинное удовольствие выбирать их в Швейцарии. И это скорее символ, напоминание о том, как быстротечно время, чем ценность. А вот девушка, что принесла вам подарки, действительно ценна и важна для меня.
Настолько важна и ценна, что ты, кукушка, вспомнила про неё только через двадцать лет?
– Дети, – улыбнулся я многозначительно. – Они так быстро растут. Понимаю.