Каждый год в конце мая я сбегал из детдома домой, чтобы помочь больным родителям. Всё лето проводил в огороде и на реке, про гулянку пришлось забыть. Моя часть улова целиком шла на стол. Мне нечего было продавать, поэтому своими снастями я так и не обзавёлся.
В первых числах сентября начались первые заморозки. Значит, в тайге дикий виноград из кислого стал сладким. Поэтому мы с дедом взяли с собой на рыбалку самую большую бочку, надеясь наполнить её лесным лакомством. Два дня я без передышки карабкался по деревьям, собирая на самых верхушках спелые ароматные грозди. К тому же вечерами и по утрам приходилось ловить наживку и проверять снасти, чистить и солить рыбу. И я устал, как чёрт.
Вдобавок пришлось изрядно попотеть, пока валили большие сухие деревья для костра, чтобы не замёрзнуть ночью. Дед пожалел меня и дал поспать подольше, а сам остался караулить огонь и лодку. Проснулся я утром от холода. Костёр угас. Михаила нигде не было. Напрасно я звал его всё громче, пока не охрип.
Лодки на месте не оказалось. Зато вода в реке здорово прибыла, сорвав все наши перемёты. Видно в верховьях прошли ливневые дожди и принесли нам нежданную беду. Я остался в непроходимой тайге один, без оружия и лодки. Это означало верную гибель.
Припрятав засоленную рыбу, я собрал в котомку нехитрые свои пожитки и начал пробираться вдоль реки, обходя скалы и густые заросли. К исходу дня мне удалось уйти достаточно далеко от нашей стоянки. Колючие кусты чёртова дерева, из корней которого делают целебную настойку, превратили мою одежду в сплошную рвань. Спускаясь с очередной кручи, я увидел на небольшом островке нашу лодку с дедом Михаилом. Он лежал весь мокрый и чуть живой.
Стало ясно, что ночью дед задремал и прозевал подъём воды в реке. А когда спохватился, то лодку течением унесло уже далеко. Пришлось ему догонять беглянку вплавь. Обдирая руки, бросился я разводить костёр из сырого плавника и веток. Перетащил деда поближе к огню, раздел и принялся растирать костлявое тело. Всю ночь ломал ветки, сушил одежду, грел крупные камни, которыми обкладывал Михаила.
Как только начало светать, погрузил всё в лодку и погнал вниз по течению. Родственников дома не было. Помогли соседи. Перенесли Михаила в свою избу и поехали на мотоцикле за фельдшерицей. Меня посадили на поезд до Бикина, а там отправили с братом в детдом в городе Хабаровске, а потом ещё дальше, чтобы я не мог убежать домой. Больше деда Михаила я не видел.
Калуга.
В нашем интернате в городе Комсомольске-на-Амуре учились несколько мальчишек нанайцев. Их родители жили в маленьких стойбищах, это такие небольшие деревушки в низовьях реки Амур на севере Хабаровского края, где не было ни школы, ни магазина, ни почты, ни электричества.
Фамилии у нанайцев необычные, чаще всего Кялундзига или Саламдига. Других я не слышал. Все они родственники. На жизнь зарабатывали рыбной ловлей и охотой. Жили очень убого в бревенчатых домиках-завалюшках с керосиновыми лампами.
Витька Кялундзига учился в нашем классе. Учился – это громко сказано. Кое-как читал и писал, как курица лапой. Я делал за него домашние задания и помогал, как мог. Да и на что ему эта учёба? В лесу нужны другие знания.
Витька отлично ходил на лыжах и дальше всех бросал камни. А уж из рогатки стрелял просто потрясающе, как настоящий снайпер. Я научил его плавать в небольшом озерце за забором нашего интерната, где мы с пацанами устраивали на плотах Цусимские сражения с городскими оборванцами.
Обычно нанайцы не умели плавать сами и детей своих не учили этому полезному делу, хоть и жили тысячи лет на реке. Для нас это было и непонятно и странно. Мы-то сами, без всяких учителей, лезли в воду, как только начинали ходить. Вода-это жизнь!
Как-то перед Новым годом за мальчишками нанайцами приехали родственники, чтобы забрать их домой на зимние каникулы. Узнав, что я научил Витьку плавать, они позвали и меня. Дорога оказалась долгой и трудной. Сначала на грузовой машине по зимнику, накатанному по льду замёрзшего Амура, потом на гусеничном вездеходе ГАЗ-49 до стойбища.
С десяток избушек приютилось на берегу Амура. Все жители, даже самые маленькие, вышли встретить нас. Быстро накормили, напоили горячим чаем и тут же уложили кучей на нары. На следующий день Витька разбудил меня чуть свет.
– Вставай быстрей! Пойдём помогать рыбу тащить,– пристал ко мне, как колючий репей к собачьему хвосту. – Потом поешь.
Мы догнали нескольких нанайцев уже на реке. Нам дали по топорику и показали, где и как надо рубить лёд. Самый крепкий нанаец завёл бензопилу «Дружба» и принялся пилить лёд на квадратики. Часа через два получилась длинная полынья шириной метра полтора. С одного конца получился пологий спуск в воду. Его-то мы и прорубали топорами. Толстая верёвка, привязанная к столбу, намертво вмороженному в метровый лёд, уходила вглубь полыньи.