Когда капельки пота показались на носу и на спине, добренькая Иришка поделилась со мной сухой кофточкой и косынкой. Кому косынка, а мне получились трусики. Из пожухлой травы соорудили подобие шаровар, обвязав травяными жгутами щиколотки и коленки. Леший не леший, но чудище из меня лесное получилось презабавное.
За время моих страданий галечная кучка подсохла под осенним солнышком и заиграла блёстками. Как маленький ребёнок, принялся забавляться игрой света и цвета, перебирая неожиданные подарки коварного ручья. Рука не поднялась отправить такую красоту обратно в омут.
– Если взять и просверлить в камешках сквозные дырочки, нанизать на прочную нитку, то получится оригинальное ожерелье, – с этими словами я высыпал свою добычу в карманы Иришкиной курточки.
Усталое солнце покатилось за горизонт, а мы голодные, как волки, вприпрыжку помчались в сторону своей деревушки. Под охи и ахи хозяйки молниеносно умяли пропущенные обед с ужином, заботливо завернутые в толстое одеяло. Хозяин, неодобрительно крякнув на мои травяные галифе, принёс из кладовой потрёпанные джинсы.
В эту ночь мы спали богатырским сном. Даже дюжина отчаянных барабанщиков со своими барабанами не смогли бы нас разбудить.
Несколько следующих дней мы посвятили дальнейшему изучению самой долины, лесов и гор, её окружающих. Возвращаясь с прогулок, продолжали понемногу расчищать виноградник. За этим занятием нас как-то застал пожилой француз в смешном беретике с красным помпоном.
Он сразу начал что-то нам объяснять на французском языке. Потом на английском, в итоге перешёл на испанский язык, вперемешку с немецким. Я мог понять только одно слово – "библиотека". Какая может быть в поле библиотека? Да тут до ближайшей библиотеки вёрст 30, наверное.
Вечером я рассказал хозяйке о нашей встрече.
– Эх, вы! Он же вас просил зайти к нему в библиотеку в любое удобное для вас время. Дело у него к вам, – объяснила она коротко и доходчиво.
– У вас, что же, и библиотека здесь есть? – разинули мы рты, – И какое у него дело к нам? Да мы его видели первый раз в жизни. Подумаешь, пропололи десяток заброшенных кустов винограда, тоже нам преступление…
– У нас здесь много чего есть. Завтра просыпайтесь пораньше, позавтракайте по-человечески, и я отведу вас к Полю.
Он у нас и власть местная, и священник, и архивариус в одном лице, – этими словами хозяйка завершила нашу трапезу и отправила спать.
Всю ночь в мою голову лезли всякие глупые мысли. Что мы такого сделали, что нас сразу на допрос вызывают? С первыми лучами солнышка я потихоньку выбрался на улицу и отправился к ближайшему пруду искупаться, освежиться и смыть ночную грусть-тоску. Не люблю, когда мною командуют посторонние…
Только меня уже опередил какой-то тип, бултыхающийся посередине пруда. Он приветливо помахал рукой, приглашая присоединиться к водной процедуре. Приглядевшись, я распознал в нём вчерашнего француза.
– Виват, Франсе! Виват, Буонапарте! – разнёсся над водной гладью мой торжествующий клич.
Короткий разбег, резкий толчок, сальто вперёд и тысячи брызг взметнулись в высоту, уступая место моему задору. Я не стал сразу выныривать, а решил переплыть весь пруд под водой! Пусть лягушатник поволнуется, поломает голову, куда же я делся.
Противная острая осока и скользкий чёрный ил встретили меня у противоположного берега. Как настоящий водяной, страшный, грязный, облепленный тиной, вынырнул я на последнем дыхании.
– Виват, Кутузов! Виват, Руссия! – трижды прокричал эти слова поражённый потомок Наполеона.
Хозяйка наша сдержала слово – быстро накормила какой-то хитрой запеканкой с киселём, отвела в библиотеку и представила нас Полю. Пока она рассказывала, кто мы такие, я свернул себе шею, разглядывая книжные полки, плотно заставленные старыми, очень старыми и совсем древними книгами. Как жаль, что все они не на русском, не на греческом и не на японском языке. А то бы я не уехал из Швейцарии, пока не перечитал бы всё до последней страницы.
Француз достал из шкафа толстую кожаную папку, смахнул с неё столетнюю пыль и выложил на стол несколько листов плотной жёлтой бумаги. Непривычный шрифт, мудрёный герб, расплывшиеся печати на каждом листе, как голоса давно минувших дней, шевельнули в наших сердцах грусть-печаль, что вот так же, лет через 100, кто-то будет листать наши документы, дневники и письма, стараясь понять наши мысли и дела земные.
Поль принялся читать, наша хозяйка тут же переводила нам, но не дословно, а так, чтобы мы уловили смысл. Короче, прежний хозяин этих земель, на закате своей жизни составил завещание и всё подробнейшим образом поделил между своими наследниками, друзьями, любовницами… Никого не обидел.