— Гм... — старец пожевал узкими бесцветными губами. — О чем мы сейчас говорили?.. Новый дом вашей бабки. Богоподобная царевна Киргиз-Кайсацкия орды!.. Помните сии строки Державина? Когда-то в русской литературе был слог. Нынешние писатели не понимают, что есть искусство писать. Они настроили государя против литературы. Он к ней настолько не расположен, что нынче нашел необходимым создать комитет, который бы направлял литературу нашу... — граф поморщился, — мерами кроткого назидания. Толку с этого не будет! Назначили в комитет трех ослов, они никогда ничего не читали и не станут читать! — граф с усмешкой глянул на Ковалевского. — Вот вам, Егор Петрович, китайская головоломка: Блудов залиберальничал, не начитался ли «Колокола»?.. Вы, я знаю, меня ретроградом числите, а на Блудова в оные времена Фаддей Булгарин доносы строчил. Удостоил в числе многих... Кстати, Егор Петрович, наверное, даже вы того не знаете, а поручику будет полезно послушать старика. Однажды — дай бог памяти, когда же то было? — в зиму года тысяча восемьсот тридцатого. Пушкин обратился к государю за дозволением совершить вояж в Европу, а коли в Европу нельзя, то хотя бы в Китай. Увлек Александра Сергеевича рассказами о Китае небезызвестный отец Иакинф, что воротился из Пекина и был засажен в монастырь по доносу, якобы, служа в Пекине в Русской духовной миссии, допускал безбожие и отступление от правил церкви. В монастыре грешный пастырь проводил дни за покаянием, а также за переводом китайских авторов...
— Чрезмерно он доверял этим авторам, — заметил Валиханов. — Путаницы в китайских источниках предостаточно. Однако в Европе не сыщется второй такой знаток Китая, как отец Иакинф.
— Труженик неутомимый! — подтвердил Ковалевский. — Кстати, Чекан Чингисович, известно ли вам, что отец Иакинф, в миру Никита Бичурин, был не побочный сын монаха Амвросия, родом из дворян, как некоторые утверждают, а чувашин крещеный?..
— Не знал я... — медленно сказал Валиханов, — ...не знал я, что отец Иакинф на Пушкина влияние имел...
— И немалое! — заверил Блудов. — Готовясь к путешествию в Китай, Пушкин, помню, принялся читать все, что относилось к Азии. Одначе государь не дал ему своего дозволения последовать с отцом Иакинфом в Пекин... Гм... — Блудов пожевал губами. — Ни в Европу, ни в Азию... Черный был год, одна тысяча восемьсот тридцатый. Возникло намерение у государя освободить мужиков от крепостной зависимости, одначе сочтено было сие преждевременным... Холера свирепствовала на Руси. Впрочем, мы уклонились от беседы, — граф повернул голову в сторону молодого султана. — Итак, бабка ваша удостоилась милости его величества... Будем надеяться, что и внук не останется без монаршего вознаграждения за оказанные России услуги...
Егор Петрович Ковалевский неприметно вздохнул: сейчас последует долгое наставление, выдержанное в слоге Карамзина, преемником которого в русской словесности граф полагает единственного себя. «Ну что ж, выслушаем терпеливо, — думает Егор Петрович, — ради успеха славного моего Валиханова... — Он оглядывается на поручика, тот слушает наставление, почтительно потупившись. — Да, выдержки этому юноше не занимать. Впрочем, после бесед с кашгарскими правителями, где что ни слово, то капкан, выслушивать наставления графа Дмитрия Николаевича — отдых уму... Интересно, о чем Валиханов сейчас размышляет, скрываясь за напускной почтительностью?»
Граф Дмитрий Николаевич закончил свою речь, и Валиханову дозволено продолжить повествование.
— Мой отец Чингис Валиханов закончил курс в училище Сибирского линейного казачьего войска и вступил в военную службу. В те годы Степь, — Валиханов явственно выделил это слово, как произносимое с заглавной буквы, — разделилась на две партии: русскую и национальную. Отец был в русской, а два моих дяди — Саржан и Кенесары — предводительствовали восстаниями против России.
— Кенесары! — оживился Блудов. — Об этом бунтовщике в свое время говорили немало. Так он доводится вам дядюшкой?
— Несмотря на родство, Кенесары однажды налетел на Сырымбет и спалил поместье Айганым. Для охраны Сырымбета стали посылать казаков. Впрочем, иногда их посылали не столько для охраны, сколько для того, чтобы на всякий случай подержать моего отца под домашним арестом. Кампания против Кенесары искусно затягивалась. Бравые офицеры иной раз нарочно давали ускользнуть мятежному хану, потому что им было выгодно кормить войско дорогим провиантом и фуражом...