Россия в Лондоне
а Английской набережной Трубникова провожали Потанин, Соня и Макы. Отсюда петербургские пассажиры отправились на Кронштадтский рейд, где их ждал пароход «Прусский орел». К вечеру пароход снялся с якоря и вышел в Финский залив. Оставив вещи в общей каюте, Трубников поднялся на палубу. Низко слепило солнце. Берега исчезли. Трубников глядел и не верил своим глазам: неужто взаправду?
От сомнений избавил голос за спиной:
— Аркадий Константинович, вас просят-с... В каюту-с...
Камердинер князя привел Трубникова в помещение первого класса. Князь Иван Иванович занимал здесь одну из лучших кают. Он был в отличном настроении :
— Я полагаю, мы можем приступить... Вы готовы записывать?.. В таком разе начнем без промедления... Пишите... 7 мая. Финский залив. Наш пароход несется на всех парах по бурным волнам.
Трубников обмакнул перо в дорожную бронзовую чернильницу и вывел на золотообрезном листе первую строку путевого дневника князя Ивана Ивановича.
Все произошло неожиданно. Искали экстренно молодого человека хорошей дворянской фамилии, чтобы сопровождать отправляющегося в заграничный вояж князя в качестве приятного компаньона, а также секретаря. Тетушка Лизавета Кирилловна нашлась услужить князю, почетному члену многих благотворительных обществ.
Трубников не знал — соглашаться или нет. Заманчиво повидать Европу, но тяготила перспектива оказаться в роли полуслуги. Он советовался с Потаниным, а тот вместо определенного мнения предложил вопрос: намеревается ли князь посетить Англию? Если намеревается, то совсем иное дело...
Трубников на крыльях полетел давать согласие. В Лондон он вез издателю «Колокола» письмо Потанина и Валиханова о положении Сибири.
За два дня до отъезда Трубников присутствовал в зале Русского географического общества, где Валиханов делал доклад о путешествии в Кашгар. Егор Петрович Ковалевский представил собравшимся молодого многообещающего географа и ориенталиста и вкратце сообщил о политическом значении Кашгара как для России, так и для Англии, а также о том, что сведения, привезенные Валихановым, дают основание надеяться: кашгарцы, освободившись от вредного для них вмешательства во внутренние дела Кашгара кокандцев и дикокаменных киргизов, одни, собственными силами, будут в состоянии избавиться от владычества китайского богдыхана.
В переполненном зале Трубников и Потанин с трудом отыскали кресло для Сони, а сами остались стоять в боковом проходе. С ними был дрожащий от волнения Макы. Трубников пробовал себе представить, что переживает подросток, лишенный слуха и могущий только видеть, как адмиралы и генералы, почтенные господа в сюртуках, нарядные дамы, офицеры глядят на его старшего брата Чокана, взошедшего на высокую кафедру... Трубников старался угадать и чувства Сони, петербургской барышни с коротеньким пансионским образованием, оказавшейся в столь ученом собрании. Он наблюдал издали ее прилежную позу, белый воротничок, руки в перчатках, сложенные на коленях.
Доклад свой Валиханов написал заранее — несколько страниц краткого извлечения из двух готовящихся для издания в географическом обществе работ [19]. Но с кафедры он не стал читать по написанному. Излагал основные свои наблюдения, высоко подняв голову и поглядывая в одному ему ведомую даль, словно не в четырех стенах был, а где-то на перепутье дорог, на горном перевале... И никаких жестов, никаких энергичных взмахов рукой в местах наиболее значительных. Чокан стоял на кафедре строгий и прямой, и это особо проявляло, какая большая внутренняя сила заключена в небольшого роста армейском офицере с плоскими скулами.
— До чего же обидно, что нет в зале, кроме Макы, ни одного из соплеменников Чокана! — шепнул Трубникову Потанин. — Если бы казахи могли его видеть здесь! И если бы вообще он имел в своем народе читающую среду! Все-таки настоящее призвание Чокана сделаться казахским публицистом или литератором, пишущим для казахских читателей. А чем пока он полезен Степи? Чем может быть полезен в ближайшем будущем? Тем, что напишет историю своего народа, составит сборник сказок? Но для кого, для чего? Такие частные задачи не могут удовлетворить Чокана... Пирожкову все-таки проще. Он ставит перед собой лишь цели просветительские. А Чокан... Он большего ищет! Но знают про то во всем этом зале лишь несколько человек. Семенов знает. Федор Михайлович раньше всех догадался! Ковалевский несомненно! Но вот сидят наши петербургские ориенталисты — Васильев, Казембек, Галсан Гомбоев... Все они хотят видеть в Чокане лишь знатока Востока, источник сведений, вдруг забивший в Степи для утоления жажды европейской, блистательно развивающейся в нынешнем веке ориенталистики. Европа почуяла необходимость изучать Азию. Но разве Азии не надобно знать Европу?.. Я вижу Чокана глядящим оттуда, из Степи, на запад. Разведчика Степи здесь, в России.
19
Полный отчет Валиханова считался в то время секретным. Напечатан географическим обществом лишь в 1904 году.