В нашем цехе работает некий Тарасов. Личность отвратительная: лодырь, нытик и хапуга. Недавно в краже его уличили. На комитете разбирали персональное дело. Но нашлись у Тарасова и заступники; мол, оступился человек, бывает такое. А какой там, леший, оступился! В честности он на обе ноги хромает. Да разве место таким в комсомоле? Мы, конечно, исключили его. Но слушайте, что дальше было. Заседание закончилось, начали расходиться, и тут секретарь просит меня в комитете остаться. Ну, думаю, дело какое-то есть. А он мне: «Ты, Романцов, авторитет мой подрываешь. Я все взвесил, продумал и предложил «строгача» Тарасову объявить, а ты со своим предложением влез... Пора флотские замашки бросать, а то на неприятность можешь напороться...» Тут меня и взорвало. «Ты флот мне, — говорю, — не трогай, не дорос еще до него!» Обидно до злости стало. Если разобраться, честности и прямоте кого кто, а меня флот научил. А тут — брось флотские замашки... Ничего себе, постановочка вопроса...»
Не каждое сердце одинаково откликается на добро, борется за справедливость словами горячими, горькими, гневными...
Все чаще в письмах стал Романцов упоминать Таню. В ее адрес много теплых слов уже сказано. Сессию в институте на «круглые пятерки» сдала... И ему помогает готовиться к вступительным экзаменам. Молодчина, кружок художественной самодеятельности сколотила, и теперь в заводском клубе бывают концерты. Ребятам веселей живется... И тут ненароком вкрапится осторожное, доверительное: «О Тане, как о море, можно говорить всю жизнь...»
Читаешь такое письмо и представляешь, как они гуляют в парке после кино, делятся впечатлениями о просмотренной картине и спорят. И вот вдруг оба умолкли. И ему, Борису, неловко, что он молчит. Он придумывает, с чего бы начать разговор. Они молча доходят до конца аллеи и останавливаются у черемухи. Борис отломил маленькую веточку. От нее пахнет мокрой корой. А в морозном еще воздухе медленно кружатся легкие снежинки.
Щеки у Тани горят. 
Выбившиеся из-под шапочки волосы посеребрились инеем. А губы, темно-красные, как созревшие вишни, так близко, совсем рядом. Стоит только чуть-чуть податься вперед...
— Зачем обломил веточку? Теперь ее не приклеишь... — говорит Таня.
Голос ее звучит тихо-тихо и как-то особенно мягко. После этого им уже не нужно ни о чем говорить друг с другом. Борис берет Таню за руку, и они идут домой...
А однажды прилетела весть, невеселая, горькая.
«У меня, товарищ командир, беда: с Таней произошло несчастье. В лаборатории авария случилась. И представляете. Таня попала в эту аварию. Кислота обожгла ей руки, лицо. Отправили ее в областную больницу. Не знаю, чем все кончится...»
В жизни бывают трудные минуты, когда надо победить самого себя. Слабого несчастье угнетает, сильного — закаляет.
Двое любили друг друга. Светлые чувства будили в них благородные стремления. Двое мечтали, строи ли планы, хотели быть вместе. И вот один из них — жертва несчастного случая, ужасно нелепого и совершенно неожиданного. Молодые любящие люди, чувства которых не успели еще окрепнуть, такую опасность не представляли и внутренне к ней не готовились. Тем более несчастный случай кажется горькой несправедливостью, злой выходкой судьбы. Но это, по крайней мере, что-то такое, от чего никто не может уберечься. А сможет ли Романцов выдержать испытание, которое уготовила ему судьба?
«Привез Таню из больницы. Когда летел за ней у меня не было ни одной ясной мысли. Я сидел в самолете и чувствовал, как повис над какой-то пропастью. Потом мчался по улицам областного центра сам не свой, словно то был и не я вовсе, словно меня вообще не было. Была только боль. Огромная, безмерная боль.
Прихожу в больницу, тихонько вхожу в палату. Таня сидит ко мне спиной, не видит меня. Я окаменел на месте: слова сказать не могу. А Таня открывает тумбочку, берет мое письмо и говорит:
— Сестричка, почитай, пожалуйста, еще раз, как он там пишет.
Бросился я к Тане, поднял ее на руки. Такой она мне близкой и родной показалась...
Привез ее в свой Новоречинск, вскоре свадьбу сыграли. Теперь Таня — жена моя. Чувствует она себя хорошо. На людях только стесняется, потому что следы ожогов остались. Постоянно твержу ей: разве это самое главное, какое у человека лицо? Важно, чтобы он сердцем был красивый...»
Когда человек любит по-настоящему, он открывает неведомое богатство в самом себе, извлекает из души все лучшее, что в ней таится. Его причастность ко всему сущему тогда видится как неукротимое стремление делать добро людям и щедро украшать жизнь.