Кондрашов ответил: «Есть!», оделся и ушел. А через час ободранного, с переломанной ногой Олега принесли в кубрик. Упавшая сосна хлестнула его самой макушкой.
С той ночи Данилов почувствовал себя на острове чужим...
Вороша в памяти прошлое, Федор не заметил, как очутился на пирсе. Рядом с ним выросла фигура Олега Кондрашова. Федор и Олег вошли в будку дежурного. Молча присели на скамеечку, закурили.
— Хорошую хатенку мы с вами смастерили. В тепле можно покурить, — начал первым Кондрашов. — Мы уйдем, а память останется...
Федор глубоко затянулся. Выпуская через нос струйки дыма, отозвался с сожалением:
— Что это за память? Разве такую память по себе люди должны оставлять!
— Завидуете подводникам?
— Нет, просто... Впрочем, вру: завидую!
— Федор Терентьевич, хотите, я отгадаю ваши мысли? — предложил Кондрашов. — Вы сейчас думаете о том, как мы все относимся к вам.
— Правда! — сознался Федор. — А как вы угадали?
— Очень просто. Вы не рассчитывали увидеть меня в эту минуту здесь и пришли сюда. А пришли потому, что считаете себя виноватым прежде всего передо мной. Хотя ни у меня, ни у остальных ребят нет никакого сомнения в том, что вы тогда поступили правильно. На вашем месте я сделал бы так же. Верите этому?
— Оно-то верно, но вышло некрасиво.
— Некрасиво выглядело с моей стороны. Матросы вначале этого не поняли. В их глазах я выглядел героем, который готов ломать себе ноги, защищая их. Потом они разобрались, что к чему. Емельянов тоже понял. Смотрите, какой перелом произошел в его характере. Подтянулся, радиометрист отменный и скоро радиовахту будет самостоятельно нести.
— Так это все ваша заслуга, — вставил Данилов.
— Не будем делить славу, Федор Терентьевич. Без вас я не вывел бы Емельянова в люди. Вы меня извините, что я много говорю. Но иногда полезно и учителю послушать своего ученика. Вы старше меня, у вас больше опыта, а дело мы одно делаем. Вот вам, кажется, не нравится здесь, на острове, хотите снова уйти на корабль. Правильно, масштабы там побольше. А я так считаю: если человек хорош в малых делах, он и в больших будет хорош. А матросы привыкли к вам, искренне уважают.
Федору вдруг захотелось сейчас же, немедленно сказать Кондрашову что-нибудь хорошее и теплое, чтобы тот не думал о нем как о человеке бесчувственном. Однако признаться в том, что расслабился, он стеснялся и поэтому, вставая, спросил только:
— А дежурного по плавсредствам будем на ночь выставлять? Погода что-то портится...
— Я думаю, что надо, Федор Терентьевич, — ответил Кондрашов.
...Серая мгла неожиданно заполнила небо над островом. Густо повалил снег. Пока Федор шел до поста радиометристов, уже началась вьюга. На вахте у радиолокационной станции сидел Емельянов и смотрел, как на индикаторе по часовой стрелке бежала светящаяся черточка, оставляя за собой светло-зеленое кружево. Посылая свои незримые импульсы, локатор шарил по поверхности беспокойного моря. Не встретив на своем пути никаких препятствий, электромагнитные волны где-то далеко-далеко затухали. И я индикаторе не появлялось ни одного «светлячка».
А потом Емельянов вдруг насторожился и растерянно сказал:
— Товарищ мичман, антенна вразнобой вращается с разверткой.
— Это худо. — Данилов придвинулся ближе к индикатору кругового обзора.
— Наверное, ветер нашалил, — высказал свое предположение Емельянов.
Федор задумчиво смотрел на экран. Ничтожно маленькое расстояние разделяло развертку с неподвижным индексом. Все, кто находился в посту, ждали, какое решение примет мичман. Матросы хорошо понимали, что с выходом из строя радиолокационной станции их пост наблюдения теряет свою значимость. А это равносильно тому, что остаться без глаз. Да еще в такую погоду.
— Надо подняться на мачту, —сказал Данилов.— Рискованно, но другого выхода нет. Нужен доброволец.
Трудно сказать, сколько секунд длилось бы молчание, если бы Данилов не встретился взглядом с Емельяновым.
— Добро, Емельянов, разрешаю вам идти со мной, — сказал мичман.
Сборы были недолгими. Мичман и матрос привязались друг к другу страховочным концом, взяли инструмент, вышли из комнаты. Ураган налетел на них сразу со всех сторон. Ледяной поток, несущий жесткую кашу из снега и земли, ударил в лицо. Федор почувствовал, как его оторвало от земли и швырнуло в сторону. В то же мгновение рядом очутился Емельянов: он цепко ухватился за Данилова и, прерывисто дыша ему в лицо, прокричал:
— За меня прячьтесь!