Занавес опустился, и я увидел на глазах своей спутницы слезы.
– Что ты плачешь, глупая! Это ведь лишь на сцене, это неправда.
– Нет, это правда! Настоящая правда. Я это чувствую.
А ведь она точно сказала. Есть правда разума, рассудка, а есть правда чувств.
Иначе: можно верить разумом, а можно верить чувствами. Например, в театре. Или читая сказку.
Красота одно из таких понятий в жизни человека, к которому обычно обращаются именно с верой чувств.
К нему, однако, можно обратиться и с верой разума: попытаться его понять, как говорят, логически.
Это тоже чрезвычайно важно, потому что красота и к разуму обращена (хотя обычно люди не замечают этого). Разум помогает проникать в красивое, лучше его чувствовать.
Красота, прекрасное... Много раз мы употребляли эти слова, но что они, в сущности, означают? Что скрывается за ними?
«Восприятие прекрасного,– писал известный специалист по марксистско-ленинской эстетике Ю. Б. Борев,– носит классовый характер и связано с политической и этической оценками. Например, Красная площадь, Кремль для нас прекрасны не только архитектурой, но и своим политическим смыслом. Это сердце Родины, это олицетворение Советской власти – здесь происходят парады и демонстрации нашей мощи, здесь руководители партии и правительства встречаются с народом».
Это – восприятие. А само по себе прекрасное? Что это?
Самое поразительное, что на такой, казалось бы, предельно простой вопрос нет столь же простого, ясного и вполне бесспорного ответа.
Лев Николаевич Толстой, например, сравнив между собою разные ответы, порою полностью противоречащие друг другу, пришел даже к выводу, что прекрасное определить и невозможно, и не нужно.
Не все согласятся с этим. Но и сейчас в ходу такая точка зрения: «Сущность прекрасного раскрыть трудно. В жизни и в искусстве прекрасные явления необычайно разнообразны и совершенно не похожи друг на друга. Трудно установить сходство, например, между душевным благородством человека и красивой вазой, радующей человеческий глаз, между прекрасными формами кристалла или древесного листа и тонким произведением искусства».
Впрочем, стоит ли говорить о «разнообразном»? Возьмем одно и то же. Скажем, покореженное дерево в лесу. Два друга подойдут к нему, только один скажет: «Оно прекрасно», а другой: «Оно уродливо».
Временами появляются «мудрецы» и начинают уверять, что кто-кто, а они-то знают, как дважды два, что такое красивое. И все, мол, им понятно. Можно дальше их не слушать: самоуверенные почти наверняка станут навязывать свои личные вкусы, а ничего серьезного не скажут.
Амариллис крепко хранит свои секреты!
Все же некоторые из них сейчас открыты (некоторые, не все). Кое-что стало известно о самой красоте, и о чувстве ее, и о том, наконец, что способно дать человеку развитие этой способности.
Начать хотя бы с того, что в красоте, как и в научных истинах, есть что-то бесспорное – «объективное», как говорят философы. То есть такое, что стоит выше не только вкусов отдельных лиц и групп людей, но даже традиций народов.
Почему-то большей частью признанное когда-то и где-то красивым признается таким и тысячи лет спустя, у людей совсем другой культуры: картины, скульптуры, художественные росписи на стенах зданий и других сооружений. Почему? Вероятно, это свидетельствует, что красота больше видовое свойство человека, чем национальное или временное, то есть отражает больше биологическую природу человека, чем его национальную или культурную принадлежность.
Вывод подтверждается и сегодняшней действительностью: привязанность, привычка к одним стилям красоты не делает нас обычно слепыми к другим стилям.
Возьмем, например, традиционные деревянные фигурки в России и в Африке. Русские матрешки, медведи-пильщики делаются по одним законам красоты, африканские статуэтки – по другим. Но и русским нравится африканское мастерство, а африканцам – русское.
Или еще пример: так называемый «красивый головной убор». Как понимают его люди разных национальностей? Для француза – это мягкий берет, для русского – пыжиковая шапка, для индейца – белая ермолка. Но ведь никто из них троих – если он, разумеется, человек толковый, чувствующий – не скажет, что головной убор другого некрасив, не заслуживает внимания.
О вездесущности красоты. Красота действительно живет повсюду. Она не выбирает себе обстановки изящной или неизящной, богатой или бедной, значительной или пустяковой. Поэтому для художника всюду одинаково раздольно: он и неизящное изобразит изящно, и бедное – богато, и внешне пустяковое – значительно.