Эта голограмма самая большая, потому что сам человек воспринимает не только чувствами и сознанием, но и подсознательно. Все, что с нами было, мы не просто носим – оно все время явно или неявно на нас влияет. А внешнее, влияющее на нас, приходит только от настоящего (прошлое хранится на полках памяти, во внутреннем нашем мире). Настоящее же просто не успевает вырасти в большую голограмму: то, что мы чувствуем в какое-то мгновение, немедленно вытесняется ощущениями следующего мгновения.
Толчок во внешнем мире, как только что мы видели, способен породить воспоминание: сложную картину внешнего же мира. Толчок внутри способен породить какую-то картину из мира внутреннего. Разница, пожалуй, в том, что во внутренней голограмме человек может обнаружить много фантастического. Человек, например, спит в душной комнате, ему не хватает воздуха. Если б он задыхался наяву, он вспомнил бы, возможно, как полез в водосточную трубу и долго не мог из нее выкарабкаться. А во сне он, может быть, увидит, как его душит Баба-Яга: ведь если б это случилось наяву, у него так же заколотилось бы сердце, так же сдавило бы ему грудь.
Во внутренней голограмме, как и в обычной, не может быть произвольного сочетания частей. Кто как «настроен» (или устроен), тот так и воспринимает. Один настроен «на Чайковского», другой – «на Соловьева-Седого». Третий резонирует и на Бетховена и на современный джаз, а о четвертом все единодушно говорят, что ему медведь на ухо наступил.
Нельзя ругать кого-нибудь за вкусы: они являются последствиями как бы «закона его личности». Они – как весь человек. Можно, правда, воспитывать и вкусы, но решительными средствами: воспитывая человека всего, меняя полностью один его закон на другой.
Очень это важно, чтобы человек, как выражаются, «был цельным». Важно для него самого, потому что с ощущением цельности к нему приходит радость полноты. Важно и для общества, ибо в цельном человеке возникает резонанс, а когда он возникает – человек богаче творчески, он больше отдает другим людям. С ним просто и бывать приятнее: он весь звучит, светится, радует окружающих.
Радость полноты знакома настоящим художникам, поэтам, изобретателям, всем вообще творческим людям. Правда, не всегда это чувство напоминает обычную радость – ту, от которой смеются, пляшут. Бывает, переживают, чувствуют боль и счастливые. И все же они не променяют ни за что своего переживания на безболезненную, но пустенькую приятность.
Радость полноты – одна из самых высоких, доступных человеку радостей.
Воля только умная хороша
Свобода воли означает... не что иное, как способность принимать решения со знанием дела[33].
Хороший пример того, на что способна свободная воля, приведен в книге «Духовный мир развитого социалистического общества»[34]. Способность принимать решения показана на событиях периода Великой Отечественной войны. Об этом свидетельствуют победоносные наступательные операции, осуществленные в условиях, когда мы еще не имели преимущества перед врагом: «Так, победу под Москвой мы сумели одержать, не имея перевеса над противником в численности войск и техники. Не имели мы численного перевеса и при осуществлении операции окружения и последующего разгрома гитлеровцев под Сталинградом. Эти и другие убедительные факты говорят о неодолимой силе духовных факторов нового общества».
Воля – сила великая, но лишь если она разумная, применяется, как у нас, со знанием дела. Хорошо знать много и уметь глубоко чувствовать. Но тем более важно уметь и управлять в своих владениях толково.
Начинать учиться этому лучше в раннем возрасте.
Вспоминаю, как я впервые задумался над этим.
Чего я особенно когда-то не терпел – это советов, как учить уроки и как проводить свое свободное время. Бывало, все мое тринадцатилетнее мужское достоинство вставало на дыбы, и я обязательно поступал наоборот.
– От четырех до пяти будешь заниматься физикой,– говорила мама.
Я уходил в сад и погружался в Фенимора Купера.
– Теперь можешь часок побегать.
– Что-то хочется еще по алгебре порешать,– отчаянно врал я. – Очень интересно.
Конечно, выигрывать от своего духа противоречия я ничего не выигрывал. Он не давал и ощущения свободы, к которому я стремился. В конце концов это оборачивалось моей же зависимостью от других: поступая обязательно наоборот, я уже тем самым мог до известной степени управляться другими.