Улица имени Че Гевары отмерла с первыми лучами солнца. Побитые расползлись по домам. Фифа исчезла.
Витёк Святов явился с визитом спозаранку. Ему нужно было многое сказать полтергейсту Нещечко.
Увы, забор, двор и дом пребывали в полном беспорядке. Видать, в кои-то годы Золотарёвых обокрали. Имущество было на местах, однако сущий бардак говорил о поисках чего-то важного.
Хозяйки тоже не было. И не к участковому она отправилась - Витёк бы её в окно своего дома увидел.
Из часов высунулась кукушка и разрыдалась. Потом собралась с силами, пошевелила деревянными перьями, хвостом и изрекла голосом гениальной певицы Аллы Пугачёвой:
- Катюшка от ведьмы скрылась. Где её искать, не знаю. Нещечко только удачу привлечь умеет, от людей и природных сил оборонить. В других делах он бессилен.
Кукушка снова затряслась от рыданий, оторвалась от пружины и свалилась без движения на пол.
Явилась вешалка, побилась о стену и пристроилась горевать рядом с кукушкой. Похоже, несчастье сплотило бывших врагов.
- Что же делать, Нещечко? - спросил Витёк. - Может, я чем-нибудь помогу?
В воздухе повисла громадная слеза и шлёпнулась на пол.
- Спасибо, друг, - ответил телевизор. - Сначала мне нужно выйти со двора, а там разберёмся.
- Ну так выходи, - сказал удивлённый Витёк.
- Не могу. Нужно, чтобы человек меня в свой дом позвал. Без этого никуда, - расстроенно отозвался Катюшкин телек. - А потом предоставил свободу.
- Да не вопрос! - радостно завопил Витёк. - Айда к нам жить! И будь свободен!
- Витя, а ты точно этого хочешь? - тихо и серьёзно спросил музыкальный центр. - Ты же знаешь, беспорядка я не потерплю. Не хотелось бы конфликтовать...
- Андрюха вчера сказал, что не сможет после всего жить, как раньше. Собрался учиться и работать. Колян пообещал свои экзамены пересдать и пойти в ученики к механизаторам, - сообщил хлюпающим голосом Витёк. - Пойдём, дорогое Нещечко, к нам!
И вышел. На полу осталась лужица пролитых слёз.
С этой минуты в доме Святовых всё заходило ходуном. Люди подумали, что отец семейства, Пётр, тронулся умом: он носился в одних семейниках по двору, махал руками и орал то "чур меня", то "иже еси на небеси". Других слов для избавления от напасти он не знал.
Когда он явился в магазин, все заметили свежие роскошные синяки на его лице и руках. Пётр купил по обыкновению бутылку беленькой в долг. И тут произошло нечто, равное по смыслу концу света.
Святов Пётр, пьяница с пятнадцатилетним стажем, вдруг вылил водку на пол!
Его друзья, правда, утверждали другое, мол, бутылку у него из рук выдернули, открыли в воздухе и перевернули! Но кто ж пьяницам поверит-то...
Пётр разрыдался. Тем временем кто-то невидимый шлёпнул тысячу рублей перед продавщицей Нинкой и потребовал голосом президента:
- На всю сумму колбасы, сыра, конфет и пачку чая.
Нинка деньги взяла, упаковала требуемое и уставилась на Петра.
Пакет у неё вырвали и бросили в руки Петру. Касса презрительно выплюнула пять рублей сдачи и разразилась наставлением:
- С этой минуты все покупки только для семьи. Иначе шкуру спущу.
Пётр взял пакет и на полусогнутых вышел из магазина. Отправился домой, уставя залитое слезами лицо в небеса и шепча свои сакральные "чур меня" и "ежи еси". И ведь дошёл благополучно, не взглянув ни разу на дорогу! Хоть в этом пошёл на пользу его опыт добираться до цели, не видя ничего перед собой.
А ребята Святовы, переделав дома все дела, накосили травы для коровы и устроили в лесу совещание.
- Нещечко почему-то мамку не тронул, велел ей отдыхать неделю, - раздумчиво сказал Витёк. - А я уж с ног падаю. Ещё и в сарае прибираться.
- Мне так в хлеву чистить, - недовольно сообщил Андрюха.
Коля отмолчался. Но братья знали, что ему предстоит ремонтировать стульчак в туалете.
- Не выдержу, однако, - Андрюха упал спиной в колкий покос и стал разглядывать облака.
- Ты ж сам хотел жить по-другому, - заметил Витёк.
- Так я думал, что папка пить не будет. И все дела... - лениво произнёс старшой.
- Вот как? А у самих руки и головы на что? Валяться в травке, пока поросята в назьме плавают? - донеслось с ближайшей ели, и на ребят сыпануло иголками.
Одна из ветвей отломилась и красноречиво помахивая колючими лапами, направилась к святой троице.
- Ну ты чо, а? - завопил Колян и рванул к дому.
В двенадцатом часу ночи под навесом над стайкой, где сох самый первый покос, приторно-душистый и усыпляющий, засветился синий огонёк.
Троица братьев поняла: это сигнал. Они друг за другом по хлипкой лесенке махом взлетели под навес.
На невиданной скатерти был накрыт ужин: ржаной хлеб, исходящий паром в ночной прохладе, и вода, такая прозрачная, что её даже не сразу можно было заметить в стаканах.
- Прошу откушать, - пропищала мышь, которая вынырнула из темноты и по-хозяйски уселась на скатерть.