А на кухне у Питера, как всегда, было тепло и уютно. Он только что раскатал три пласта теста, два из которых свернул и убрал в холодильник. Оставшийся корж посыпал миндалем, свежесмолотым в закрепленной на краю стола старомодной металлической мельнице, и тут ему послышалось, будто у задней двери кто-то скребется. Соседский кот повадился наведываться и проверять, как обстоят дела с объедками – как выражался Питер. Отряхнув ладони и вытерев их чайным полотенцем, старый слуга направился открывать, но у порога вспомнил, для чего парадная дверь снабжена цепочкой и, кроме того, полосатый визитер не имел обыкновения приходить такими темными морозными вечерами, как сегодня. Некоторое время Питер прислушивался, затем, уловив шорох по железным ступеням, сказал:
– Кем бы вы ни были, прошу вас, пройдите к парадному входу.
– Это я, – раздался слабый голос.
– Кто «я»? – отозвался Питер.
– Я! – Голос стал громче. – Мэгги! Мэгги Харпер.
– Мэгги Харпер?!
– Да. Она самая.
Питер отпер дверь, увидел на пороге закутанную девочку и втянул ее в дом. Захлопнул дверь и, наклонившись к нежданной гостье, спросил:
– Что привело тебя сюда, дитя?
– Я... я, – пробормотала Мэгги дрожащими губами, мелко тряся головой, – я хотела сначала повидать вас, а вы бы потом им передали...
Слезы хлынули у нее из глаз и покатились по щекам.
– Давай, проходи к огню. Но сперва снимем-ка пальто, – сказал Питер.
Он провел девочку через кухню в гостиную, попутно стянув с нее пальто, потом шарф и, наконец, шерстяную шапку, но когда попытался усадить Мэгги на диван, она отпрянула со словами:
– О нет! Тетя Ханна придет с минуты на минуту. Я от мамы слышала, что она работает и возвращается в...
– Но ты ведь хочешь с ней поговорить, верно?
– Нет. Н-не с ней. То есть я подумала, что...
– Тихо, тихо. Не плачь. Не надо плакать. Что ты подумала?
– Что... что я могу сказать вам, а вы передадите ей мои слова. Понимаете, они... они больше меня не любят. Никто из них, совсем никто.
– О, это глупости!
– Нет, мистер Питер, не глупости. Мама и папа теперь не разговаривают при мне, как раньше, ни словечком не перекидываются. Они даже со мной не разговаривают. Говорят со мной, но не разговаривают. Понимаете, о чем я?
Да. Да, он понимал, прекрасно понимал и отчетливо видел сложившуюся ситуацию.
– Но они любят тебя, Мэгги, – сказал Питер то единственное, что мог сказать.
– Уже нет. И Винни вчера на меня взъелась. – Мэгги всхлипнула и, утерев лицо влажным носовым платком, продолжила: – Она… попрекала, что теперь к тете Ханне любому из нас дорога заказана. И все из-за меня и моего слишком длинного языка. Вы же знаете, что я натрепала, когда мы здесь были … Я-то просто хотела всех рассмешить, но, как сказал папа, только святой поверил бы в то, что они с мамой не говорили таких слов о тете Ханне. Он это сказал тем самым вечером, а еще всыпал мне. Никогда и пальцем меня не трогал, а тут взял и всыпал. А мама добавила, что давно пора, а потом они спорили, и это было ужасно, ужасно. И теперь они ничегошеньки при мне не обсуждают, и никто-никто не любит меня, мистер Питер, совсем никто, даже Джон. Даже он все время твердит, что я гадкая.
Тут Мэгги зашлась в плаче, и Питер, притянув ее к себе, попытался утешить:
– Тебе так только кажется.
Хотя сам он был вполне уверен, что в рассказе девочки нет выдумки. Просто родительское возмущение дошло до опасной для Мэгги точки. Взглянув на часы, Питер сказал:
– Теперь послушай. Я кое-что придумал. Хозяева вот-вот должны вернуться, но у меня наверху очень удобная гостиная. Правда, камин там, – склонив голову набок, Питер поморщился, – всего лишь искусственные поленья, хотя выглядят точь-в-точь как настоящие. Поднимайся наверх, а я все объясню твоей тете и передам ей, что ты раскаиваешься. Потом можешь спуститься и поздороваться с мистером Дэвидом.
– Я не хочу встречаться с мистером Дэвидом, в глаза ему стыдно смотреть.
– О, ты посмотришь на него, или он посмотрит на тебя и захочет узнать, отчего ты такая глупышка.
– Я... я совсем не глупышка, мистер Питер.
Ее голос окреп, и Питер заметил:
– Прошу прощения. Мне не следовало так говорить. Ты не глупышка, конечно же, нет. Наоборот, ты очень сообразительная маленькая девочка, Мэгги.
– Мне уже никогда не бывать маленькой девочкой, – жалобно сказала она.
Питер взял Мэгги за руку и решительно поднял с дивана, затем собрал со стула ее влажную одежду и скомандовал:
– Я положу вещи в сушильный шкаф, а тебе пора подниматься наверх.