- Нет, не он. Но я знаю.
Она вновь растянулась на лавке и закрыла глаза.
- Лабиринт - странное место. Страшное и одновременно волшебное. Невероятное. И оно живое, Лайс. Живое.
Он вздрогнул, когда она назвала его по имени, - так это было неожиданно.
- Лабиринт знает ответы на все вопросы. Говорят, если долго бродить его коридорами, тебе откроется истина...
- Тебе открылась?
Рита резко села - словно пружина сжалась. Ярко синие глаза на миг вспыхнули опасными безумными огоньками, но в следующий миг в них вернулись привычные искорки насмешки:
- Я искала не истину, Лайс. Я искала карту.
Повисшее после этих слов молчание было недолгим.
- Ты же не такой герой, как твой друг? Я могу тебе довериться и не бояться, что ты отдашь мои деньги этим обнищавшим провинциалам?
- Твои деньги?
- А-а, - протянула ласточка презрительно. - Значит, все же герой.
- Нет. Но и не подлец. Вернемся в город и решим, как поступить по совести и себя не обидеть.
- Чтобы и волки сыты, и овцы целы? Ну-ну.
- Вторая половина карты еще у тебя?
- Да. Но не с собой, как понимаешь.
Она поднялась и демонстративно развела в стороны руки и покрутилась на пяточке льющегося в ничем не занавешенное окно света. Рубашка от этого вновь задралась, да и грубая серая ткань оказалась на поверку не такой уж плотной и просвечивалась, являя взору четко прорисованный силуэт: тонкая талия, округлые холмики груди...
Кард раздраженно цыкнул, досадуя сам на себя. Махнул рукой:
- Давай... Давай в этот раз без объятий, ладно?
- Боишься? - ее смех зазвенел серебряным колокольчиком. - Давай без объятий. Не пожалеешь?
- Было бы о чем, - буркнул он.
Рита, похоже, обиделась. Уселась на лавку с ногами, подтянув к подбородку сбитые коленки, а эта проклятущая рубашка...
- Ты правда умеешь читать мысли?
- Что?
- Твой друг говорил что-то такое, - вспомнила она. - Умеешь? Можешь сказать, о чем я сейчас думаю?
- Нет. Я уже пробовал. Мне проще сломать защиту мага, а как закрываются ласточки, я не знаю, и...
- Сейчас я не закрываюсь, - перебила его девушка. - Попробуй... Если хочешь.
В ее голосе слышалась искренняя печаль и обреченность, словно она сама хотела поведать ему о чем-то, но не решалась или не могла отыскать нужных слов, и проще было впустить его в свои мысли и в свои чувства.
Это оказалось слишком заманчиво. А защиты действительно не было. Никакой. И он, ничем не сдерживаемый, мгновенно провалился в омут чужого сознания и камнем пошел на дно...
Ноги подкосились, голова гулко стукнулась о доски пола, но он не почувствовал боли... Боли от падения не почувствовал. Тело выгнуло в дугу, по позвоночнику словно ток пустили, а виски заломило от зловещего шепота тысячи голосов. Но ее голос он разобрал в этом сонме:
- Я не овца, Лайс. А волка, сам знаешь, сколько ни корми...
...И темнота.
Когда он пришел в себя, солнце все так же заглядывало в окно, но теперь уже в другое - на противоположной стене. Сидевший рядом Иоллар радостно подскочил, увидев, что он открыл глаза: пока кард был в отключке, друг уложил его на лавку и, судя по тому, что лицо облепили влажные волосы, а щеки горели, упорно пытался вернуть в сознание водой и оплеухами.
- Как ты? Чем она тебя так?
- Воспоминаниями.
Эн-Ферро зажмурился, прогоняя вновь и вновь встающие перед глазами видения. Да уж, знатный подарок сделала ему летунья. На всю жизнь - с его-то памятью.
Но умна, шельма, этого не отнимешь. Лайс впервые столкнулся с тем, что его способности сканера и эмпата использовались против него самого. Ласточка позволила ему окунуться в свою память, и едва не утопила в ней, полностью открывшись и во всех подробностях вспомнив коридоры проклятого Лабиринта. Но опыт, даже самый горький, это все-таки опыт, и теперь он знал, что в будущем не допустит подобных ошибок. А еще знал, какой ценой досталась Рите карта, и не мог не согласиться с тем, что притязания девушки были в какой-то мере справедливы.
Впрочем, сочувствия к ласточке поубавилось, когда он, машинально ощупав пояс, понял, что лишился по ее милости и кинжала, и кошелька. И кольцо с рубином, которое, он думал, уже не снимет без мыла, пропало. Маг встревожено потянулся к шее и со злостью стукнул кулаком по лавке:
- Убью дрянь!
Серебряной цепочки с подвеской-оберегом, изображавшим священную мать Пилаг, тоже не было.
- Найду и убью.
Домой они вернулись уже затемно, то и дело останавливаясь по пути: Лайса еще мутило, и головная боль, уже не резкая, но навязчивая, словно прицепившиеся к ним на болотах слепни, не отпускала.
Поднявшись на крыльцо, кард прислушался к чему-то, коснулся кончиками пальцев дверной ручки и нахмурился: