Град покрывал землю белым и хрустел под ногами. Таранов нес Лешку на руках. Он не прятался, шел в полный рост, за спиной болтались «ППШ» и «лупара». Стволы смотрели вниз, в белую шрапнель града… Таранов ни о чем не думал. Мокрый камуфляж плотно облеплял тело, дул холодный ветер, но Иван не ощущал холода. Он вообще ничего не ощущал. Справа, в «колхозе», горели барский дом и хозблок, слева, за порванной колючкой, дымил джип. С начала операции прошло семнадцать с половиной минут.
Когда в «колхоз» примчались два милицейских «газика», лодка под черным парусом была всего в трехстах метрах от окончания мыса.
Если бы Иван оглянулся, он увидел бы суету милиционеров, мелькание фонарей, нервное рысканье служебной собаки. Но он не оборачивался – на том мысу ему ничего было делать… Лешка лежал на дне лодки, и казалось, что он спит. На локтевом сгибе навсегда остался след от самой страшной в мире пули – шприца с героином.
Небо разъяснилось, покрылось звездами. Их было очень много. Они мерцали, как будто в небесных сферах прыгало напряжение. Слабый ветер медленно тащил лодку на север… Радостно помахали ей вслед танцующие утопленники, обвешанные сытыми раками. Когда дно лодки прошуршало по береговому песку, небо на востоке начало светлеть.
Карельская земля наполовину состоит из камня. Таранов копал яму долго. Он работал, как заведенный механизм, и титановый штык лопаты – Славка Мордвинов в своем НИИ сделал – высекал искры о гранит.
Он выкопал могилу на хорошем месте – отсюда открывался вид на Тиллиярви, а сосны стояли вокруг, как медные воины. Он уложил Лешку в спальный мешок и опустил в яму. На грудь ему положил «лупару»… Пусть будет тебе легко в той стране, куда ты ушел, Алексей.
Земля вперемежку с камнями и гранитной крошкой тяжелым одеялом укрыла тело. Сверху Таранов накатил большой красноватый камень. Он ворочал глыбу вагами, в глазах темнело от напряжения, пот тек по спине, но все же он поставил «монумент» над могилой бойца… Потом он долго сидел обессиленный и курил сигарету. Руки дрожали, дрожали ноги… Он докурил сигарету, загасил окурок и опустил его в карман. Потом взял «ППШ», поставил переводчик огня на одиночный огонь и дал три выстрела в прозрачное сентябрьское небо… Прощай, Лешка. Прощай, раненый журавль.
Каждый день нашей жизни – смерть до прибытия… Только мы не хотим этого замечать…
Глава шестая
РАЗВЯЗКА
В Санкт-Петербурге шел дождь. На мокрой, блестящей поверхности асфальта отражались фонари, витрины и красные стоп-сигналы машин. По тротуарам текли потоки зонтов.
Он не был в Питере всего четыре дня, но показалось – год. Было такое чувство, что вернулся из долгой-долгой командировки. Шел дождь, сильно болела нога, вспыхивали красным светофоры. Дешевенькая магнитола бубнила про грядущий «саммит тысячелетия». БАБ обвинял правительство в вымогательстве акций ОРТ. В Западной Европе поднимались цены на бензин… Почему, подумал Таранов, они говорят о ценах на бензин, акциях Березовского и саммите? Почему они молчат о маленьких голодных змеях, выедающих мозг изнутри? Неужели акции БАБа важнее?… Он остановил машину возле «Академической», купил таксофонную карту и позвонил Лаврову. Катерина сказала, что Валентин на дежурстве… Таранова она не узнала. Что ж, так даже лучше. Богатым буду.
Он поехал в больницу Мечникова. Туда уже не пускали – он перемахнул через забор и прошел в хирургию, где Валька врачевал… Лавров сидел в ординаторской и пил чай в обществе двух медсестер – брюнетки и рыженькой. Когда появился Таранов, он медсестер быстро спровадил. Обе с интересом посмотрели на посетителя и нехотя ушли.
Иван опустился на стул… Лавров покачал головой и сказал:
– Ох, Ваня, Ваня! Ты себя в зеркале видел?
– А что? – ответил Таранов и поставил на стол бутылку коньяку.
– Да нет, ничего… пойдут слухи, что я укрываю раненых чеченских боевиков.
– Похож?
– Куда тебя зацепило, майор? В ногу?
– Как догадался?
– Я все-таки врач, Иван Сергеич, – сказал Лавров. – Ну, показывай свои раны.
– Подожди, давай-ка выпьем сначала.
Лавров поставил на стол мензурки, закрыл дверь на щеколду. Коньяк потек в медицинские склянки.
– Чокаться не будем, – предупредил Таранов, и Валентин понял. Выпили, закусили печеньем. Таранов случайно бросил взгляд на экран старой «Радуги»… и увидел «колхоз».
– Сделай погромче, – попросил он, и Валентин добавил звук.
– … считают следствием криминальной разборки, – сказал голос дикторши за кадром. А в самом кадре было пепелище на месте барского дома, мелькание оперов в штатском, крупно – гильзы «ППШ» в траве. А дикторша продолжила: – Один из погибших во время ночного боя – предприниматель Грант Матевосян, известный в некоторых кругах под прозвищем Сын. Представители правоохранительных органов считают, что Матевосян играл не последнюю роль в криминальной жизни северной столицы. – В кадре показалось улыбающееся лицо Сына, затем – сгоревший джип и черные, обугленные ноги, торчащие из распахнутой двери. – За последнее время группировка Матевосяна понесла значительные потери. Видимо, налет на загородную резиденцию Матевосяна ставил целью ликвидацию лично его… Что ж, этой цели преступники добились. Вторым интригующим моментом в этой поистине ужасной истории стала гибель на мысе Овечьем главы администрации N-ского района Игната Брехотова. Предполагают, что Брехотов мог быть гостем Матевосяна…
Таранов смотрел на экран и не замечал, что Валентин внимательно глядит на него.
– Точное количество погибших, – говорила дикторша, – пока не установлено, так как пожарные еще не закончили разбирать сгоревшие постройки. Но уже сейчас известно, что сотрудники уголовного розыска обнаружили шесть трупов… Областная прокуратура возбудила уголовное дело… А теперь переходим к другим событиям сегодняшнего дня.
Таранов отвернулся от телевизора, налил в мензурки коньяк. Валентин спросил: