Так вот насчет ванной. Подруга тараторит, как она провела день: видела драку в электричке, кому-то понравилось ее ожерелье, а Друг знай себе наяривает, повторяя своим шелковым, как у Барри Уайта, голосом – да… да… да… Они принимали вместе душ, и если Подруга не тараторила, значит, была у него внизу. Только плеск воды слышен и его да… да… да…
Друг верностью не отличался. Он был один из тех темнокожих красавчиков, за которых женщины глаза выцарапают. Ему нравились белые девочки, сам видел, как он зажигал в местных барах. Но Подруга ничего не знала о его подвигах. Это убило бы ее. Я привык следовать правилам двора: с черными и латино – можно, но от белых девчонок держись подальше. Любовь учит другому. Выбрось из головы все правила. Новый парень Лоретты был итальянцем. Работал на Уолл Стрит. Мы были еще вместе, когда она о нем рассказала. Мы прогуливались по Променаду, и она сказала мне: «Он мне нравится. Он много работает».
Никакая толстая кожа не защитит сердце от боли, когда тебе такое говорят.
После одного из сеансов в душе, Друг пропал. Ни звонков, ничего. Подруга обзвонила всех знакомых, даже тех, кому уже давно не звонила. Я-то продержался благодаря своим пацанам; мне не нужно было звать на помощь. Им ничего не стоило сказать мне: «Забудь эту продажную сучку. Она не та, кто тебе нужен. Посмотри, какой ты легкий по жизни, – наверное, она сейчас ищет еще более легкого».
Подруга ревела дни напролет – в ванной или перед телевизором. Я же целыми днями слушал ее и звонил насчет работы. Или курил и пил. Бутылка рома и два блока «Президента» на неделю.
Однажды вечером у меня хватило смелости пригласить ее на кофе – офигительная изобретательность с моей стороны. Она уже месяц ни с кем не общалась, не считая посыльного из японского ресторана, тупого колумбийца, с которым я всегда здоровался. Что она могла ответить на предложение? Отказаться? Кажется, она была мне рада. Открыла дверь, и я был удивлен, насколько она элегантно и ухоженно выглядит. «Сейчас поднимусь», – сказала. Появилась с макияжем и ожерельем из розового золота.
Мы сидели на кухне за столом друг напротив друга. «У тебя в квартире больше света, чем у меня», – заметила она.
Ну, прямо в масть. Кроме света, у меня в квартире почти ничего и не было.
Я поставил Андре Хименеса для нее, и мы пили кофе. «Эль Пико» – самый лучший. Нам не о чем было особо говорить. Она была уставшая и подавленная. А меня мучили газы. Дважды я был вынужден извиняться и выходить. Дважды в течение часа. Не знаю, что она подумала, но когда я возвращался, оба раза она сидела, уставившись в чашку с кофе, как делают гадалки у нас на Острове. От постоянных слез она сделалась еще красивей. Иногда печаль именно так и действует. Но не на меня. Прошли месяцы, как Лоретта ушла, а у меня еще тот видок. Не нужно было приглашать Подругу – на душе стало еще паршивей. Из трещины стола она достала кусочек травы и улыбнулась.
– Курите? – спросил я.
– Трава плохо на меня действует.
– А я становлюсь лунатиком.
– Попробуй мед. Это старинное средство с Карибских островов. Мой дядя тоже ходил во сне. Одна чайная ложка на ночь – и как рукой сняло.
– Ух, ты.
Вечером она включила музыку – что-то в свободном стиле, – и я слышал, как она двигалась по квартире. Я бы не удивился, если б узнал, что она была танцовщицей.
Я так и не попробовал мед, и Подруга больше не заходила. Мы встречались на лестнице и здоровались, но она не останавливалась поговорить, не улыбалась, – в общем, никак меня не обнадеживала. Я понял намек. В конце месяца она коротко подстриглась. Теперь никаких выпрямителей, никаких навороченных расчесок.
«Мне нравится стрижка, – сказал я ей. Я возвращался из магазина спиртного, она как раз выходила куда-то с приятельницей. – Придает вам агрессивный вид».
Она улыбнулась. Именно этого я и добивался.