— Так поезжайте домой, возьмите песика и привезите его ко мне в клинику. Посмотрим, чем тут можно помочь, — предложил я. Я понятия не имел, как стану объяснять даме, что пришивание хвостов — не моя специальность.
А в здании ратуши совет пытался заняться важным для города делом, но в атмосфере всеобщего веселья это было не так-то непросто. Время от времени, непонятно с какой стати, в зале раздавался оглушительный гогот. Кто-то пожаловался, что «правитс-ство» требует от города утвердить какую-то дурацкую процедуру, мэр ответил: «Ну, это все равно, как если бы хвост вздумал вилять собакой», — и заседание окончательно застопорилось. Зал так и взорвался, члены совета утирали слезы платками, в свою очередь пытались острить, — словом, стало ясно, что тут много не наработаешь. Наконец мэр ударил молотком по столу.
— Видно, придется урезать, что там у нас, — объявил он, спровоцировав новый взрыв хохота. — Словом, хлопаем дверью — и концы в воду!
— Очень жаль, что так вышло. Мы тут и часа с хвостиком не сидим, ответствовал я, уже выходя за дверь. Все так и прыснули в сгущающихся сумерках.
Час спустя я уже обрабатывал Мистеру Щену обрубок хвоста, накладывая швы. Как только я объяснил хозяйке все насчет закупорки кровотока и последующей гангрены, мне не составило труда убедить даму в том, что не стоит пытаться пришить к месту двухдюймовый кончик собачьего хвоста. Дама, в свою очередь, извинилась за то, что ворвалась в здание ратуши и помешала важному заседанию.
— Я так нервничала, так переживала! — восклицала она. — Сама не знаю, почему сразу не привезла Мистера Щена.
— Да, мэм, я вас отлично понимаю, — отвечал я. Я обменялся рукопожатием с супругом, в нескольких словах разъяснил, как ухаживать за пострадавшим, — и эта пара исчезла в ночи. Позже я узнал, что вскорости после нашей встречи джентльмен приказал долго жить, и втайне задумался, а не «запилили» ли его до смерти в отместку за трагическую ампутацию хвостика.
А в ту среду Ди позвонила по поводу не на шутку занедужившей голштинской телочки по кличке Сэди. Сэди являла собою результат запланированной случки двух первоклассных родителей с «навороченными» родословными, — ценными не только как производители будущих выставочных образчиков голштинской породы, но и как высокопродуктивный молочный скот. Телочка появилась на свет лишь несколько дней назад, но уже заболела кокцидиозом, — смертельной формой диареи, обычно вызываемой бактериями E.coli.
— Она слегла и выглядит просто ужасно, — сообщила Ди. — Не обещай она оказаться таким замечательным прибавлением к стаду, мы бы ее и лечить не стали.
Телята, пораженные этой болезнью, страдают поносом, — в большей или меньшей степени, в зависимости от их индивидуального иммунитета, силы воздействия и вирулентности бактерий. Сразу после рождения и потом раз в несколько часов теленок должен подкрепляться большим количеством материнского молозива, — это ее первое, богатое антителами молоко. Поскольку теленок появляется на свет совершенно лишенным устойчивых к болезням антител, без этого первого молока он просто не выживет. К этому сложному процессу добавляется еще одна невыигрышная подробность: на то, чтобы всосать крупные молекулы антител, у кишечника новорожденного теленка есть лишь несколько часов.
Симптомы инфекции E.coli — понос и обезвоживание; ведь организм теряет жидкость и электролиты. Многие телята страдают болезнью в легкой форме: их иммунная защита реагирует на инфекцию должным образом, и спустя несколько дней животные приходят в норму. Теленку, зараженному серьезнее, требуются антибиотики и огромное количество жидкости, вводимой перорально. Как только дегидратация достигает уровня семи-десяти процентов, большинство жертв уже лежат, не вставая: глаза ввалившиеся, температура повышенная, того и гляди околеют! Таким для спасения жизни необходимы внутривенные вливания жидкости и электролитов.
К сожалению, владелец занедужившего теленка и ветеринар оказываются перед неразрешимой дилеммой. Хотя обе стороны отлично понимают, что на протяжении нескольких часов пациенту необходимо закачивать в вену как можно больше жидкости, в силу ряда причин такие меры оказываются неоправданными. Во-первых, схему лечения обычно диктует животноводческая экономика. Большинство скотоводов просто-напросто не могут себе позволить оплачивать ветеринару внутривенный катетер, стоимость времени в пути и рабочего времени, равно как и расходы на лекарства. Собственно говоря, цена теленка зачастую настолько невелика, что необходимое лечение обходится дороже, нежели животное стоит на данный момент. Пожалуй, с этим фактом жизни ветеринару труднее всего примириться. Каждый день мы видим животных, страдающих недугами, от которых существует хорошо известное, эффективное лечение, однако мы не можем спасти пациента в силу экономических причин. В нашей стране труд производителей продуктов питания оплачивается очень низко, так что им приходится бдительно отслеживать расходы.
Я задал Ди Хей обычный в таких случаях вопрос:
— Вы ее уже лечили?
— Ага. Я дала ей несколько пилюль от поноса, — ну, тех, что от вас же и получили, — и пару часов назад напоила этим вашим кенгуриным соком, отвечала она. Добрый старый «кенгуриный сок», это простое и недорогое домашнее снадобье представляет собою смесь из соли, соды и сиропа, разведенную водой из-под крана в кувшине из-под молока объемом в галлон, и вводится через пасть. Если после дозы этого средства животное не вскакивает на ноги и не бежит трусцой через поле, тогда в ход идут внутривенные вливания.
— О'кей, уже еду. Вешайте трубку и смотрите, не покажется ли вдали столб пыли! — воскликнул я. Помощь идет, так что привязывайте собак и открывайте ворота!
Я попросил Джан позвонить в ратушу и сообщить, что я опять не смогу почтить своим присутствием заседание городского совета и представлю доклад о проблеме «благоухающих» нечистот на следующей неделе. Собственно говоря, проблема была почти решена — посредством консультации с дорогостоящим мобильским «специалистом по вони». Дело было всего-то навсего в неправильном соотношении кислорода и двуокиси углерода, но мне хотелось выступить со своими изысканиями перед большой аудиторией, да так, чтобы выкладки прозвучали куда заумнее и сложнее, чем на самом деле. В конце концов, не так же ли поступил и консультант, стремясь оправдать свой астрономический гонорар?
На этот вызов со мной поехал Том, и всю дорогу, по обыкновению своему, бомбардировал меня вопросами о болезнях животных. Я пытался отвечать на языке пятилетнего ребенка, одновременно изображая из себя этакого всемирно известного консультанта по кокцидозу, что без устали носится по стране из конца в конец, заглядывает на молочные фермы точно сам Супермен, ставит диагноз, дает рекомендации — и, не успеешь оглянуться, отбывает на следующую операцию. Про себя я думал: если уж инженер-ольфактоскопист может зарабатывать на жизнь таким способом, так почему бы и ветеринару-кокцидозисту не последовать его примеру? Пожалуй, мне стоило бы специализироваться на какой-нибудь еще малоосвоенной области ветеринарии, скажем, на самогонной диспепсии у коров-сосновок или стоматологии фоксхаундов. До чего забавно грезить о будущем и гадать, что мы с Джан и детишками будем поделывать, скажем, в двухтысячном году.
Подлаживаясь под роль консультанта, я повторил с Томом все причины, вызывающие понос у телят, а также варианты лечения и профилактические меры. Если мальчику лекция и наскучила, он ничем этого не показал. А я вдруг осознал, что прикидываю про себя, а не надумает ли мой сын в один прекрасный день изучать ветеринарию? А потом вернется домой и унаследует мою практику. На моей памяти многие сыновья ветеринаров шли тем же путем, и я всегда думал, что это — самый что ни на есть приемлемый способ постепенно сложить с себя бремя забот и выйти из дела. Вместо того, чтобы работать все семь дней в неделю и дежурить по двадцать четыре часа в сутки, можно ограничиться тремя днями и изредка выезжать на срочные вызовы. Позже, когда Том подрастет и станет в полную силу помогать в клинике и на вызовах, мы увидим, в самом ли деле ему мила жизнь столь тяжкая. А пятилетнему малышу интересно все, что делает папа.