Есть на свете такие места, куда не следует ходить по своей воле: тюрьма, кладбище или больница. Люди избегают этих мест, чтобы своим появлением не накликать беду на себя или своих близких.
И Туся ни за что бы не вернулась в больницу, куда попала после неудачной попытки самоубийства, если бы не необходимость.
Все здесь было по-прежнему – тихие больные, как тени, слонялись по коридору, медсестры бегали с капельницами наперевес, а буйные томились за непробиваемым стеклом.
– Наталья? – В коридоре ее встретил врач Василий Васильевич Кронин. – Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
На его лице была тревога и озабоченность.
Многие больные попадали к нему по два, а то и по три раза. Он любил своих больных, но после выписки предпочитал их не видеть. Появление Туси насторожило его. Может, с ней опять что-то не в порядке?
– Ничего страшного, – улыбнулась Туся. Я просто пришла повидаться с вами.
Доктор Кронин, которого пациенты за глаза называли Вас Вас, широко улыбнулся и покраснел, отчего лицо его приняло детское выражение. Он был очень молодым и необычайно высоким, поэтому, разговаривая с людьми, ему все время приходилось наклоняться; отчего он слегка сутулился.
– Повидаться? Со мной? Просто так?
Многих людей он интересовал как специалист, и они приходили к нему за советом в трудную минуту, но редко кто приходил бескорыстно, только для того, чтобы узнать, как он поживает.
– Конечно, просто так. Иначе я бы приехала сюда не на троллейбусе, а в машине «скорой помощи».
Вас Вас сдержанно улыбнулся, потому что шутка вышла довольно мрачной.
– Что же мы стоим на дороге! – спохватился он. – Пойдем ко мне в кабинет, там можно спокойно поговорить.
– Как ваши больные – радуют? – спросила Туся, когда они уселись в кабинете Кронина за его большим столом, заваленным бумагами.
– Иногда, – ответил Вас Вас. – Например, когда выздоравливают и уходят. Или, как ты, когда выздоравливают и приходят.
– Ну, я-то никогда и не была больной, – слегка обиделась Туся. – Так, глупость.
Они помолчали. Туся не знала, как приступить к самому главному, как побольше узнать о здоровье Германа, о его пребывании в этой больнице. Заговаривать об этом сразу было неудобно, не хотелось разочаровывать доктора.
– Василий Васильевич! – В кабинет заглянула –медсестра. – Больная из шестой палаты криком кричит, говорит, что замолчит, только если вы к ней подойдете. Никак не можем унять!
– Сейчас иду, Марина, – отозвался Вас Вас. – Минуточку. Подождешь немного? – обратился он к Тусе. – Пойдем с тобой в буфет, чай пить, хорошо?
– Конечно, подожду, – кивнула Туся.
Как только дверь кабинета затворилась, Туся кинулась к шкафу, где, как она знала, лежали истории болезни. Она лихорадочно перебирала бумаги в поисках истории болезни Германа.
«А может, он действительно «косил» от армии? – внезапно подумала она. – И никакой истории просто нет?»
Едва она так подумала, как в руках у нее оказалась увесистая стопка бумаг, на обложке которой было написано: «Кудесов Герман Викторович».
Туся стала листать историю, написанную неразборчивым почерком Кронина. Она не понимала наукообразных слов, не понимала его закорючек, к тому же ужасно боялась, что в любой момент может открыться дверь и появится сам Вас Вас.
«Тогда он выгонит меня с позором и будет прав, подумала Туся. – Будет очень трудно объяснить ему, что мне это действительно нужно, что для меня это вопрос жизни и смерти».
Она старалась читать, но руки у нее дрожали, а строчки прыгали перед глазами.
«…депрессивно-маниакальное состояние…» наконец вычитала она. – «…Вспышки неконтролируемой агрессии…»
В глазах у нее помутил ось, и слова стали менять свои очертания, но не меняли сути.
«…синдром навязчивых состояний…», «…параноидальная зацикленнасть…», «…отсутствие социальной адаптации…»
Дальше читать не имело смысла. Внезапно все встало на свои места, все нашло объяснение: и вранье Германа, и резкая смена настроений, и ревность, граничащая с безумием, и полное отсутствие друзей.
«Этого не может быть», – подумала Туся. Но это было.
Она не могла понять, почему ничего не замечала, хотя общалась с Германом больше чем кто-либо другой….
«Да все я замечала, – наконец решила она, – только не хотела видеть плохого и оправдывала то, что не имеет оправданий».
Она услышала приближающиеся шаги и торопливо убрала историю болезни Германа обратно в шкаф.
Когда доктор Кронин вошел в свой кабинет, она уже снова сидела на стуле и смотрела в окно.
Сердце ее бешено стучало, но она старалась улыбаться.
– Извини, что так долго, – сказал Вас Вас. – Эта больная решила доверить мне историю своей жизни, и было как-то неловко сразу колоть ей успокоительное. Ну что, пойдем в буфет?
Туся встала и смущенно произнесла:
– Извините меня, но я вспомнила, что у меня неотложные дела. Как-нибудь в другой раз, ладно?
– В другой, так в другой, – улыбнулся доктор, хотя было видно, что он огорчен. – Заходи, когда сможешь.
Тусе было жаль обижать такого доброго и милого человека, но она не могла задержаться, потому что боялась смотреть ему в глаза. Боялась, что в ее глазах он прочитает многочисленные диагнозы Германаи поймет истинную цель ее прихода.
А ведь Кронин предупреждал ее, чтобы она не заводила знакомств в больнице, и Лиза была против… Но когда человек влюблен, его не могут остановить доводы разума, – теперь Туся знала об этом на своем личном опыте.
Она твердо решила, что не должна больше видеться с Германом, потому что если ему не смог помочь доктор Кронин, то чем поможет она.
Туся вспомнила, как часто говорила ее мама, ругая кого-нибудь из знакомых: «Когда боги хотят наказать человека, они отнимают у него разум!» Теперь Туся понимала всю справедливость этих слов.
И ей было жаль Германа.
13
– Выкрала историю болезни? – расширяя глаза от ужаса, переспрашивала подругу Лиза. – Ну, не выкрала, а просто взяла почитать.
– Но это же почти преступление! История болезни не подлежит разглашению, это как тайна исповеди!
Лиза считала, что всегда нужно играть по правилам, но Туся полагала, что для общей пользы иногда эти правила можно и нарушить.
– Ты преувеличиваешь, – попыталась успокоить ее Туся. – И потом, разве было бы лучше, если бы он в очередной раз меня приревновал и зарезал темной ночью?
Лицо Лизы приняло серьезное выражение.
– Ты даже так не шути, – тихо сказала она. Я боюсь этого человека. И раньше опасалась, а уж теперь – тем более.
– Он не сможет меня обидеть: если я перестану с ним встречаться. Обещаю, ты никогда больше не услышишь его имени.
– Я бы на твоем месте не давала таких обещаний.
Туся дала подруге слово, что будет звонить и обязательно скажет, если Герман появится и будет вести себя странно.
Она вышла на улицу и оглянулась по сторонам.
Ей опять показалось, что за ней кто-то следит, как тогда, около кафе. Но вокруг не было ни души, и только коричневый щенок с непомерно большой головой перебегал дорогу, приближаясь к ней.
– Здравствуй, – сказала ему Туся, пока он обнюхивал ее ноги. – Ты чей?
Щенок смотрел на нее карими глазами, наклонив голову, и приветливо махал хвостом. На нем не было ошейника, и он казался бездомным. Может, среди его дальних предков и был какой-нибудь заблудший боксер, но гены были сильно разбавлены, поэтому щенок был явно беспородным. «Двортерьер» – так говорил о таких собаках Герман.
Туся села на корточки и погладила щенка по голове. В его шерсти запутались травинки, при ближайшем рассмотрении он оказался очень грязным.
– Бедный, – сказала Туся. – Совсем не дружишь с мылом… Пойдешь ко мне жить?
Щенок забил хвостом по земле сильнее, как будто понял смысл ее слов.
– Может быть, мама и рассердится, но потом привыкнет, – приговаривала Туся, распутывая колтун у него на спине. – И потом, она же редко бывает дома, что может тебя даже не заметить.