Трудно сказать, чем Карн ответил бы на слова леди Мэйбл, поскольку на палубе появился хозяин яхты, лорд Треморден, и зашагал к ним. В руках он держал записку.
— Я только что получил письмо о том, что его императорское величество собирается почтить нас визитом, — сказал он, приблизившись. — Если не ошибаюсь, к нам уже плывет катер.
Леди Мэйбл и Саймон Карн встали и вместе с лордом Треморденом подошли к фальшборту. Красивый белый паровой катер с вестфальским флагом на корме отошел от королевской яхты и быстро направился к ним. Через несколько минут он уже достиг трапа. Лорд Треморден спустился приветствовать высочайшего гостя. Поднявшись на палубу, его величество пожал руку леди Треморден, леди Мэйбл и Саймону Карну.
— От всей души поздравляю вас с сегодняшней победой, мистер Карн, — сказал он. — К моему сожалению, вы показали высший класс в гонках. Хоть вы и обошли меня на тридцать секунд, я утешаюсь сознанием, что яхта победителя намного лучше.
— Столь великодушно принимая свое поражение, ваше величество увеличивает радость моей победы, — ответил Карн. — Но должен признать, что успехом я обязан отнюдь не собственным умениям. Яхту выбирали для меня другие люди, я даже лишен возможности сказать, что управлял ею лично.
— Тем не менее она — ваша собственность. И вы навсегда войдете в историю и в анналы яхт-клубов как призер Кубка королевы незабвенного 18** года.
Произнеся этот комплимент, его величество повернулся к хозяйке, предоставив своему адъютанту болтать о событиях минувшего дня с леди Мэйбл. Когда спустя полчаса император отбыл, Карн также простился с друзьями и, спустившись в шлюпку, поплыл на собственную великолепную паровую яхту, стоявшую на якоре в нескольких кабельтовых от императорского судна, где ему предстояло отужинать нынче же вечером.
На палубе его встретил камердинер Бельтон и подал телеграмму. Карн изучил послание без особого интереса. Но мгновение спустя лицо его озарилось, словно по волшебству. С телеграммой в руке он повернулся к Бельтону.
— Идемте вниз, — быстро произнес он. — Это интересные новости — придется не один час поломать голову.
Войдя в салон, украшенный лучшими образцами драпировального искусства, Карн направился в каюту, которую превратил в кабинет, и тщательно запер дверь.
— Мы достигли финала, Бельтон, — сказал он. — Комедия длилась достаточно долго, и теперь нам лишь остается произнести мораль и поскорее спустить занавес.
— Боюсь, я не вполне понимаю, — отозвался Бельтон. — Не объясните ли вы, что случилось?
— Объясню, притом в двух словах. Это телеграмма от Лиз Тринкомали, отправленная вчера из Бомбея. Прочтите сами.
Он протянул телеграмму слуге, который неторопливо прочел вслух:
– “Карну, Порчестер-хаус, Парк-лейн, Лондон. Брэдфилд уехал две недели назад. Я узнала, что он за тобой. Тринкомали”. Дело серьезное, сэр, — сказал камердинер.
— И впрямь, — ответил Карн. — Видимо, Брэдфилд думает, что наконец-то меня поймал. Но кажется, он забыл, что я ничуть не глупее его. Дайте-ка еще раз взглянуть на телеграмму. Уехал две недели назад? Значит, у нас еще есть время. Если так, то, ей-богу, я уж постараюсь успеть как можно больше.
— Право же, сэр, лучше уехать немедленно, — поспешно возразил Бельтон. — Если этот человек, который так долго за нами охотится, проделал уже больше половины пути до Англии, и притом с несомненной целью загнать вас в угол, то, разумеется, сэр, вы и сами сочтете благоразумным скрыться, пока не поздно.
Карн снисходительно улыбнулся.
— Разумеется, я скроюсь, мой дорогой Бельтон, — сказал он. — До сих пор я никогда не пренебрегал необходимыми предосторожностями. Но прежде чем уехать, я сделаю еще кое-что. Я задумал предприятие, по сравнению с которым все, что я совершил до сих пор, покажется ничтожным. Такое, чтоб у англичан глаза на лоб полезли!
Бельтон уставился на хозяина, на сей раз с неприкрытым изумлением.
— Вы хотите сказать, сэр, — сказал он с дерзостью любимого слуги, — что намерены снова рискнуть, в то время как меньше чем через две недели в Англию прибудет единственный человек, который знает о вас достаточно, чтобы призвать к ответу? Поверить не могу, что вы способны на такую глупость, сэр. Умоляю, задумайтесь!
Карн, впрочем, не обратил никакого внимания на мольбы камердинера. Он заговорил, словно размышляя вслух: