— Вашу любовь отравили, простите, — шепчет она почти с каждым взмахом. Сил на ненависть уже не наскрести даже под крики выживших фанатиков.
Эдер тоже устал и пытается воззвать к благоразумию Бирна, как пять лет назад говорила с ним Амбра. Это работа Хранителя — раздавать горькие пилюли истины, — но теперь он знает, что это за чувство такое, когда разрушаешь веру и чужие жизни.
Моряки снуют по палубе, обшивка кряхтит под ударами волн, и Амбра подставляет лицо свежему ветру. Она совсем одна — ну и пусть! Всё будет хорошо, пока она не окажется с ядом в руках и желчью в сердце… как Таос.
Бирн на борту, а Эдер впадает в отчаяние, гадая, его ли это кровь, и вглядываясь в черты лица. Память об Элафе не позволит ему бросить пацана — чужой он Эдеру или нет. Нет гарантий, что в Асонго он снова не вернётся к сектантам, не попробует выпить яд — теперь уже набравшись храбрости. Пусть он слеп, но не виноват в том, что родился среди эотанцев, и его мать, судя по воспоминаниям Эдера, цепко держала сына за воротник.
Разве Амбра не была когда-то такой же, когда в прошлой жизни примкнула к Таосу? Что за мука — забыть, что было пять лет назад, но помнить прошлую жизнь в облике слепого орудия подобного безумца! Чтобы искупить грехи, пришлось поставить на кон свой разум, и повторять подобное кому-то Амбра не желает.
А ведь этот парень куда моложе, чем была она в начале пути. Как же научиться беспристрастно судить?
Бирн сходит с корабля и мнётся на причале, пока Эдер что-то говорит ему на прощание; лишь когда парень исчезает в толпе, он садится на ограждение набережной, закуривает и свободной рукой поглаживает бороду, глядя на серые крепостные стены. Амбра садится рядом и, не произнося ни слова, обнимает его поперёк груди, кладёт на плечо голову и закрывает глаза, наслаждаясь таким уже родным табачным дымом.
— Спасибо… — шепчет он бегло, растерянно, хочет сказать ещё что-то, но Амбра сжимает его крепче, словно пытаясь переломить.
— Не надо. Я знаю.
— Нет, давай убьём какого-нибудь работорговца, я в настроении.
— У меня есть кое-что, — она протягивает кольцо Хайлии Эдеру и поясняет: — Тут защитные чары от чужого воздействия на разум. Попробуй на Бирне — вдруг поможет?
Эдер снова улыбается краем губ и заговорщически подмигивает, затем заботливо треплет ей волосы, надевает кольцо и, вздохнув, поднимается. Проводив его взглядом, Амбра ловит себя на мысли, что продолжает ревновать; ничего в общей сложности не меняется.
Она прячет лицо в ладонях и громко вздыхает, а затем понимает, что звуки улицы стихают — кто-то врывается, как вор, в её сознание.
«Ты умеешь преподносить сюрпризы, смертная».
— Привет, пернатая, давно не виделись, — недовольно бурчит Амбра, как обиженный ребёнок. — Пришла поглумиться, обклевать меня до косточек?
«Напротив, я довольна твоим поступком. Весьма… неожиданно. Поначалу я ничего нового не увидела — все существа хотят добиться любви, часто — вероломным способом, но кольцо бы тебе всё равно не позволило: оно и не может создать чувства — на это способны только вы, смертные».
— Понятная мораль: ничего не дадим, работайте сами.
«Если ты так этого желаешь, тогда послушай мудрость на своём языке: нельзя склеить две половинки, если одна от яблока, а другая от бобра».
— Но Эдер не бобёр! Он тоже применил кольцо!
Алот шокировано таращится на Амбру и боком, как морской краб, скрывается в трюме. Матросы, привыкшие ко всяким чудесам, даже не поворачиваются.
«Любовь принимает разные формы — подумай об этом».
— Да знаю я… получше некоторых.
Скрестив на груди руки, Амбра продолжает в одиночестве сидеть на ограждении и щурится на солнце, выглядывая в толпе знакомый силуэт.
========== Её милая рыбка ==========
Комментарий к Её милая рыбка
На безрыбье Хранитель соглашается на свидание с Такеху, но божественная мамаша Ондра не упускает его из виду.
В таверну Такеху приглашает Хранителя на переспать, а в работе это просто первое свидание.
— А вы с Хранителем… близки?
Амбра вмиг напрягается и обращается в слух, как только речь заходит о ней, и с надеждой молится Хайлии о шансе на чудо — пусть до Эдера дойдёт, что быть пять лет лучшими друзьями как-то даже неприлично! Вот уже и перед новыми знакомыми стыдно.
Тот давится табачным дымом, громко откашливается и утирает проступившие слёзы тыльной стороной ладони. Взгляд же старательно избегает улыбчивого лица Такеху.
— Да… — утверждение звучит скорее как вопрос; Эдер мучается, пытаясь понять, какого же ответа от него хотят, и добавляет уже увереннее, с напором: — Конечно, мы близки: она — мой лучший друг!
— И ты спал с ней, — ухмыляется Такеху, довольный своей догадкой.
Эдер бледнеет, снова судорожно вдыхает и громко возмущается:
— Нет, конечно! Да как ты только мог подумать… я бы никогда…
Амбре хочется провалиться сквозь землю, лишь бы больше не позориться. Она-то понимает, что Эдер отнекивается из лучших — рыцарских, мать их — побуждений, но со стороны его отпор выглядит так, словно хуже варианта попросту не существует.
Подумав немного, Такеху усмехается:
— Ну и дурак же ты.
С тех пор Амбра зауважала его хотя бы за проницательность: уж в чём, а в сердечных делах Такеху явно толк знает, раз каждый второй прохожий в Некитаке и соседних островах строит ему глазки — и мужчины, и женщины. Легенды о его любовных похождениях восхищают и вводят в недоумение; большинство из них Такеху рассказывал сам во всех интимных подробностях — громко и нараспев, — приводя в ужас Алота и Эдера. Неловкие ситуации и правда кажутся забавными, как морские байки.
Поэтому, когда он без расшаркиваний и полунамёков приглашает Амбру на свидание в любимую таверну, та соглашается без раздумий. Почему бы, собственно, и нет? Для народа уана богоподобный Такеху олицетворяет главную надежду нации на возрождение, но и Амбра тоже не простая морячка, а Хранитель Каэд Нуа. Груз ответственности примерно равен, и оба подходят к нему со своеобразным чувством юмора.
Однако как только они остаются наедине — посреди шумного зала, — Амбра чувствует смутную тревогу, какое-то странное давление на череп, словно под толщей воды, но поначалу не придаёт ему значения. Такеху обменивается с завсегдатаями сальными шутками, крутит бёдрами и всячески красуется под улюлюканье моряков. Трактирщик устраивает смешную сцену, рассказывая в красках, как тот покинул заведение в прошлый раз, и Амбра от души хохочет.
Под бодрую музыку они выпивают по пинте пива и делятся историями — конечно, у Такеху они снова о бывших любовниках, что начинает настораживать, — но и она с охотой отвечает на вопросы. Чувство уверенности в себе слегка качается, однако для первого свидания это не смертельно. Душой она отдыхает, наконец расслабляется, и когда сильные руки обхватывают её за талию, чтобы вывести на танец в центр зала, Амбра даже ничего не имеет против. Его светящиеся волосы, как рыболовные приманки, увлекают её внимание.
Тем временем гул нарастает, пока не перекрывает веселый гвалт в таверне, и сдерживать его в голове становится непросто. Голос Ондры разливается штормовыми волнами и ударяется о стенки черепа, как о скалы:
«Что здесь происходит?»
— Да мы просто… — начинает объяснять Амбра, однако Ондра её мигом перебивает:
«Ты должна Эотаса преследовать, а не по тавернам шляться! И сына моего развращаешь! Ему ещё рано! Пусть думает о предназначении!»
— Вообще-то он меня…
«И не позволяй моему мальчику есть дрожжевую выпечку — это вредно для его желудка!»
— Что такое, капитан?