Некитака — оплот цивилизации посреди островов, населённых полудикими племенами, последнее напоминание о великом наследии ныне потерянного Укайзо. Уана зациклены на утрате, хотя достойны хорошо жить и сейчас, имея под рукой всё необходимое: плодородную почву, отличный климат и любовь самой Ондры.
— Наверное, всё дело в жаре, — размышляет Эдер. — Ты попробуй грядки копать под палящим солнцем! Я бы и сам валялся под деревом, прикрывшись набедренной повязкой, и бил палкой по коики. Как-то даже обидно…
— Я бы на это посмотрела, — краснеет Зоти.
Майя хладнокровно реагирует на фантазии Эдера и поглядывает в небо, наблюдая за полётом Ичи.
— Они слишком разобщены и не справляются без нашей помощи. Архипелагу не хватает порядка, — замечает она. — В Рауатай нет ничего, кроме песка и селитры, но аумауа стали самой могущественной силой. Да, у нас тоже жарко, Эдер.
— И нет деревьев — лежать, значит, некогда.
Амбра хмыкает, но старается лишний раз не напоминать Майе, что именно интересы вайлианцев и аумауа мешают уана стать независимыми. Таков план королевы — избавиться от торговых компаний, легально оккупировавших Архипелаг, и зажить самостоятельно, как в былые времена. Тяжело, должно быть, хранить воспоминания о могуществе предков и видеть, как собственный народ падает в дикость.
Майя уверяет, что относится к уана с уважением, хоть и периодически убивает их вождей по отмашке начальства, но при этом не питает иллюзий по поводу их светлого будущего. В Дирвуде складывается примерно та же ситуация, когда требуется вмешательство целого бога, чтобы фермеры наконец подняли головы. Ондра подозрительно молчит и почему-то не лезет Амбре в голову с материнскими наставлениями, что её сынок Такеху решит все проблемы — как только повзрослеет.
Ещё долго Амбра с друзьями гуляет по верхним уровням Некитаки, восхищаясь богатствами, дарованными морем, землёй и магией, однако с каждой лестницы рано или поздно приходится спускаться, хоть и по приказу брата королевы. Глупо считать, что в столь огромном городе, где царствуют богачи, не будет подавляющей массы бедняков, но Некитака мастерски прячет их в недрах горы, как гнилую кость в плоде коики.
В Дирвуде всё обстоит ровно наоборот — нищета бросается в глаза на каждом шагу, — поэтому в Глотке Амбра чувствует себя почти как дома — и первым делом поворачивает в таверну, благо та сразу за поворотом. На трезвую голову невозможно вынести давнишний смрад разложения, насквозь пропитавший камни. Внутри шумит толпа, а в зале не протолкнуться: среди бедняков в грязных лохмотьях пьют наёмники и контрабандисты, а капитаны набирают в команду самых отчаявшихся. Видимо, таверна — единственное местная отдушина.
Раздобыть информацию, когда каждый в курсе дел на чёрном рынке, нетрудно, да и местонахождение его известно — казалось бы, в чём проблема? Однако принцу угодно начать расследование с низов, и Амбра готова прогуляться по окрестностям за счёт хозяина.
Стража кучкуется у лифта в Старый город и не суётся дальше, только если не нужно задержать очередного нарушителя их спокойствия. Реальная власть находится в Гнилом ряду, но Амбра не рискует соваться в тёмные тоннели без карты. Справа от неё вовсю гниёт источник страшного запаха — куча еды где-то Эотасу по колено. Майя ухмыляется и поясняет, что распределять ресурсы обязана королева, но до ропару доходят только объедки — их сбрасывают вниз, как собакам.
— Это ужасно! — в сердцах восклицает Зоти. — Мы должны что-то сделать!
На сей раз снисходительно усмехается Амбра:
— Мы же знаем, где лежит спящая туша Ваэля, а она размером с целый остров — на весь континент хватит! Если без шуток, то поверь мне, Зоти: победить голод, раздав побольше еды, невозможно. Нужно менять кастовую систему, чтобы ропару получили доступ к достойной работе.
— Сомневаюсь, что из толпы нищих получатся хорошие работники, — с сомнением замечает Алот, и Амбра скрепя сердце с ним соглашается.
— Перемены должны быть масштабными — и продлятся не одно поколение. Вряд ли сами ропару с ними согласятся, а те, кто хотел, наверняка уже сбежали. Такова жизнь, ничего не поделать!
Как бы Майя ни старалась, Ичи отказывается лезть в узкий тоннель даже на руке хозяйки, а Эдер глубокомысленно замечает, что птица права: ничто не помешает убийце пырнуть их из темноты. Алот с облегчением вздыхает, а затем снова бледнеет, когда Амбра внезапно заявляет, что тогда они отправятся вниз с комфортом, на лифте.
— Но ты сама слышала, что это билет в один конец для преступников!
— Это место мы и ищем, разве нет? Где ещё скрываться тем, кого не могут найти?
Амбра воображает целый город воров и контрабандистов под Некитакой — нечто вроде самых тёмных глубин Бесконечных путей Од Нуа пять лет назад — и смеётся в глаза опасностям. Ей кажется, что после ужасов Дирвуда и Эотаса, вселившегося в статую адрового гиганта, ничто не способно удивить. Стражники переглядываются, но не мешают самоубиваться.
Удаль как рукой снимает ещё до того, как клеть касается земли, ведь смрад гниения лишь усиливается. Опускают их долго, рывками, насколько хватает колеса; в беспросветной тьме вокруг ничего не разглядеть. Алот зажигает магический огонёк в ладонях, и в его свете Амбра видит исказившееся лицо Эдера. Майя заряжает мушкет под взволнованный клёкот Ичи, словно так ей становится легче.
— Гхаун всемогущий! — нервно выдыхает Зоти и прикрывает нос рукавом.
Они выходят в молчании и стараются держаться ближе друг к другу. То, что сначала кажется Амбре неровным склоном или куском деформированной стены, в свете фонаря обрастает руками и ногами. Ком тошноты подступает к горлу так стремительно, что невозможно сдерживаться. Когда лифт, издав громкий скрип, поднимается вверх, Алот мчится обратно, скользит на чём-то, но даже не успевает зацепиться.
— Майя, ты ведь знала, что здесь не Старый город, а кладбище? — нервно интересуется он.
Та пожимает плечами и монотонно, саркастично отвечает:
— Слышала те же слухи, что отсюда никто не возвращается. Представляешь, я и в Некитаке только в штабе по работе бываю, а в маршруты прогулок это место как-то не попало.
— Соберитесь! — громко командует Амбра, словно на палубе перед матросами. — Выбора нет, мы идём до конца!
На первое время чувства ответственности хватает. Кто может, повязывает на лицо рубаху или платок. Алот и Зоти идут за Эдером, освещая путь. Протоптанные дорожки говорят о существовании жизни, однако следов в обратную сторону, к лифту, гораздо меньше, чем от него — видимо, кто-то всё же надеялся вернуться, а затем уходил в неизвестность.
Разлагающиеся тела лежат вповалку, и кажется, вот-вот волной опадут на путников, чтобы похоронить под собой — целое пиршество для жирных, лоснящихся трупоедов и огромных хищных червей размером с собаку, копошащихся в останках. Амбра встречается взглядом с одной из странных тварей — бесформенной, в наростах из опухолей — и вздрагивает, когда раздаётся отчётливый в тишине треск: не в силах вытащить мертвеца из общей кучи, трупоед ломает ему руку маленькими когтистыми лапками и присасывается к свисающим лоскутам разлагающейся плоти. Острые треугольные зубы в два ряда с громким хрустом перемалывают кости, как орешки, а длинный язык слизывает оставшиеся драгоценные соки из крови и потёкшей гнили с окоченевших пальцев. Вполне довольный собой, он провожает Амбру пустым взглядом и отворачивается. Хруст догоняет с эхом и прокатывается судорогой в собственных костях.