Автобус остановился далеко от вокзала — ближе не разрешалось. Одну сумку Марина оставила в автобусе, но и та, с которой собиралась к Мартину, все равно оказалась довольно тяжелой: подарки эти дурацкие, пижама, джинсы и прочее барахло. На несколько дней как-никак собиралась. Сердобольная соседка, предложила проводить до вокзала. Какой там: скорей, скорей… Марина бежала навстречу своим будущим страданиям. Пробежав через весь вокзал, она в конце концов отыскала платный душ, там была очередь, потом отключился фен… Она выскочила из кабинки с недосушенной кудрявой головой — терпеть не могла свои кудри, всегда феном выпрямляла — и стала орать на добродушного парня за кассой так, что он покрутил пальцем у виска. «И он прав, прав, прав», — твердила она на бегу и чувствовала, что близка к истерике.
Выбежала на привокзальную площадь, отдышалась, огляделась и почти обрадовалась: народу столько, что найти друг друга вряд ли возможно. «Вот и хорошо, вернусь в свой родной автобус», — почти с облегчением подумала она, но опять, как в тот самый первый раз, сверкнул луч предзакатного солнца и высветил фигуру Мартина. Больше она никого не видела. Он шел ей навстречу по вмиг опустевшей площади. Подошел, молча прижал к себе и не отпускал, даже не поцеловал. Повел ее к машине, и только там они поцеловались. Марина счастливо отметила, что целоваться он разучился.
Выехали из города, остановились у небольшой придорожной гостиницы. Вошли. Он взял ключ, открыл дверь, потом закрыл изнутри. Марина наблюдала молча, сгорая от желания, накопленного в машине. Она прижалась спиной к закрытой двери, почти теряя сознание, ждала. До кровати они все-таки дошли.
Прошла вечность, пока они смогли говорить. Марина тихо и счастливо рассмеялась:
— Ты заметил, что мы еще не сказали друг другу ни слова?
— Разве у нас был для этого повод? — ответил он гусарской шуткой.
Потом они стояли под душем, и вода все лилась и лилась… А потом она молила, чтобы ее тело не кончалось: он вытирал его медленно и бережно.
Вернулись в комнату, сели на пол — сидячих мест в номере не было, только кровать, на которую оба старались не смотреть во избежание нового «девятого вала». Марина положила голову Мартину на плечо — полное предельное счастье. Наверно, в таком состоянии молодые влюбленные совершали совместные самоубийства… в Японии, кажется. Свершилось. Чего еще сметь желать от жизни? Но он прошептал:
— Пора.
— Да, пора, — эхом отозвалась она.
— Я к тебе не поеду, — прошептала Марина. Он понял:
— Хорошо. Я отвезу тебя в Амстердам. Ты успеешь на свой автобус? Сумки не забудь, — он перекинул небольшую сумку ей через плечо, задержал на нем руку. Большую сумку понес сам.
На самом деле автобус уже давно ушел, но он ей и не был нужен. Она не знала, что будет делать, куда пойдет, в голове билось только одно: они сейчас расстанутся, и ей уже ничего не будет нужно.
— Не провожай меня до самого автобуса, пожалуйста.
— Да, да, я понимаю.
Марина почти оттолкнула его от себя, выскочила из машины и пошла быстро, не оглядываясь. В голове стучало: «Я тебя никогда не увижу, ты меня никогда не увидишь…» Наткнулась на большой мусорный ящик, напряглась и забросила туда дорожную сумку: «Ничего теперь не нужно. Эх, про подарки-то совсем забыла».
Очнулась она от яркого солнца и долго пыталась сообразить, где находится. Наверно, в гостинице, но не в той, где была с Мартином. Как сюда попала? Не помнила. Ничего не помнила, кроме того как выходила из его машины с мыслью о конце своей жизни. «Посплю еще», — решила и заснула на сутки.
Проснулась через день, когда стемнело. Приняла душ, хотела переодеться, стала искать сумку с вещами, куда делась? Не было сумки. Ну и ладно. Высыпала все из маленькой сумочки на простыню. Застыла на мгновенье: на этой сумке его последнее прикосновение… «Не надо, — приказала себе. — Итак, что у нас есть в наличии?» Было несколько евро, мелочь, кредитная карточка, две губные помады — дневная и вечерняя, тюбик с кремом для лица (главное!), пудреница, маленький пробничек с духами, расческа… Вполне достаточно, чтобы выйти в люди в приличном виде. Вымыла голову — и пошла. Кудрявая. Костюмчик сидит (пять кэгэ для этого французского костюмчика сбросила). Жизнь продолжается!
Вышла и сразу затерялась в веселой и не совсем трезвой толпе молодых и не очень людей, определенно побывавших уже в многочисленных кофе-шопах, где официально продавали легкие наркотики. Нашла уютный ресторанчик. Ей предложили единственное свободное место: маленький столик на одного, а рядом за таким же столиком — седая дама с бокалом белого вина и крохотной собачонкой на соседнем стуле. Обменялись приветствиями — и с дамой, и с собачкой. Марина заказала бокал красного вина и плотный ужин: забыла, когда последний раз ела. «Завтра с утра пойду смотреть Амстердам, слышала о нем от потомка Остапа Бендера, но ведь так и не увидела тогда, много лет назад, из-за проливного дождя».