Что-то было
Я, наверно, смешон, когда, склонившисьНад колодцем, но не умея глубжеЗаглянуть, — на поверхности блестящейСам себя созерцаю, словно образБожества, на лазурном фоне неба,В обрамлении облаков и листьев.Как-то раз, долго вглядываясь в воду,Я заметил под отраженьем четким —Сквозь него — что-то смутное, иное,Что сверкнуло со дна мне — и пропало.Влага влагу прозрачную смутила,Капля сверху упала, и дрожащейРябью стерло и скрыло то, что былоВ глубине. Что там, истина блеснула?Или камешек белый? Что-то было.
Оттепель на холме
Неузнаваем снежный скат холма,Когда мильоны серебристых змеекВнезапно выскользнут из всех лазеек, —Такая тут начнется кутерьма!Нет, это выше моего ума —Понять, как происходит это чудо;Как будто солнце сдернуло с землиСопревший старый коврик — и оттудаСверкающие змейки поползли,От света удирая врассыпную!Но если б я решил переловитьИх мокрый выводок или схватитьЗа юркий хвостик ту или инуюИ если б я полез напропалуюВ их гущу, в суматоху ярких брызг —Под дружный птичий гомон, смех и писк,Клянусь, все это было бы впустую!
Для этого нужна луна. Точней,Морозящие чары полнолунья.Ведь если солнце — главный чародей,То и луна, конечно же, колдунья.(И, кстати, заклинательница змей!)В седьмом часу, когда она всходила,Загадочно мерцая и блестя,На склоне суета еще царила.Но поглядел я три часа спустя:Вся масса змеек на бегу застылаВ причудливом оцепененье поз,Повисла перепутанным каскадом.Луна сквозь ветви голые березИх обвораживала цепким взглядом.Куда девалась быстрота и прыть!Теперь они во власти чародейки.Всю ночь она их будет сторожигьНа каждом кончике луча по змейке....Вот если бы и мне так ворожить!
Вспоминая зимой птицу, певшую на закате
День угасал в морозном блеске.Я шел домой — и в перелеске,Где стыла голая ветла,Почудился мне взмах крыла.
Как часто, проходя здесь летом,Я замирал на месте этом:Какой-то райский голосокЗвенел мне, нежен и высок.
А ныне все вокруг молчало,Лишь ветром бурый лист качало.Два раза обошел я куст,Но был он безнадежно пуст.
С холма в дали искристо-синейЯ видел, как садился инейНа снег — но он старался зря,Серебряное серебря.
По небу длинною грядоюТянулось облако седое,Пророча тьму и холода.Мигнула и зажглась звезда.
Застынь до весны
Прощай до весны, неокрепший мой сад!Недобрые нам времена предстоят:Разлука и стужа, ненастье и тьма.Всю долгую зиму за гребнем холмаОдин-одинешенек ты простоишь.И я не хочу, чтобы кролик и мышьОбгрызли кору твою возле корней,А лось — молодые побеги ветвей,Чтоб тетерев почки клевать прилетал.(Уж я бы их всех разогнал-распугал,Я палкой бы им пригрозил! как ружьем!)И я не хочу, чтоб случайным тепломТы мог обмануться в январские дни.(Поэтому ты и посажен в тени,На северном склоне.) И помни всегда,Что оттепель пагубней, чем холода;А буйные вьюги садам не страшны.Прощай же! Стерпи — и застынь до весны.А мне недосуг дожидаться тепла.Другие меня призывают дела —От нежных твоих плодоносных стволовК сухой древесине берез и дубов,К зубастой пиле, к ремеслу топора.Весной я вернусь. А теперь мне пора.О, если б я мог тебе, сад мой, помочьВ ту темную, в ту бесконечную ночь,Когда, онемев и почти не дыша,Все глубже под землю уходит душа —В своей одинокой, безмолвной борьбе...Но что-то ведь нужно доверить Судьбе.
Хохлатка-лауреатка
Такой бы курочке отличнойБлистать на выставке столичной!На окружной она была —И все призы там забрала.
Своею белизною гладкой,И красотою, и повадкой —От гребешка до коготков —Она пленяла знатоков.
Да вы, наверное, слыхали:Ее там образцом признали,Единственным на целый свет.Ну хоть рисуй с нее портрет!
Вот, после славы и шумихи,Вернувшись в свой курятник тихий,Она поклоны бьет пшенуИ не торопится ко сну.
Смеркается. Ее хозяин,С утра забеган и замаян,Один, с пустым ведром в руке,Задумался невдалеке.
Он, прислоняясь к стенке грязной,Стремится вдаль мечтою праздной.В нем, как зарница сквозь туман,Селекционный брезжит план.