— По нему же сильно вот так в глаза не бросается? — из комнаты выходит Аня в леопардовом халате. Она имеет в виду признаки мукополисахаридоза у Дани. — Брови у него широкие, как у папы, — продолжает она. — И у меня брови не ниточкой! И нос курносый! Так я такая же! Вот сейчас на море поедем! — спешит она, перекрывая голосом шум воды. — Просто благодаря болезни раньше поедем. И в Москву я слетала на конгресс. Пусть я там практически ничего не видела, но я впервые на самолете летала. А хочешь рамки посмотреть? Мы с Данькой их делали!
Даня привстает в ванне и поскальзывается.
— Ах-х-х! — из напряженного сутулого тела Мадимы руки выбрасываются так быстро, словно он всю жизнь копил силы только ради одного этого жеста, и в нем, в этом жесте, — все основные пункты его биографии: двор, завод, тюрьма.
— Сейчас мы вам крылья покажем, — говорит Аня, когда Мадима вынимает из ванны сына.
Он несет его в комнату. Даню ставят под лампу, разворачивают к нам спиной. Ребенок фырчит от соплей и воды. У него на спине, там, где лопатки, два одинаковых, симметрично расположенных белесых треугольника. Похожих на давно зарубцевавшиеся раны.
— Конечно, такое у них от болезни бывает, — скромно говорит Аня, — но он у нас какой-то ангел-хранитель.
— Вот они… — Мадима прикасается пальцем к следам на спине сына. — Как будто вот так вот взяли их и обрезали…
— А это про меня в газете напечатали, — Аня забирается на диван и показывает на газетную вырезку в рамке. — «Почему учительница физкультуры шьет кукол?» — читает она. — А я же на заказ шью. Они у меня сейчас все проданы.
Проведя с ней полдня, я догадываюсь, почему она таким голосом говорит. У нее депрессия — от страха за своего ребенка. Голосом она перекрывает ей дорогу наружу. Не хочет, чтоб видели: она ж пацанка!
— Мы всегда понимали, что он у нас особенный, — спешит она, когда мы обуваемся. — Когда ему было полтора года, он сбежал из садика. Да! Вот когда все после сонного часа пошли гулять, он открыл дверь, вот хватило у него сил! Нянечка куда-то отошла, воспитательница недоглядела, и его нашла крестная — она опаздывала на работу, шла через другой квартал, а он в это время переходил четырехполосную дорогу. Я звоню брату в тюрьму, вся в слезах: «Саш, вот так и вот так!» А он говорит: «Блин… у нас тут стенд висит „Склонен к побегу“. В детском саду тоже такой нужно повесить».
В Каменске-Уральском дороги слякотны и непроходимы. Здесь можно гулять, только выбрав клочок сухой земли и остановившись на нем. Здесь много пространства, не занятого блочными однообразными домами. Чувствуется каменная пустота. Можно подумать, когда-то тут был сплошной камень. Потом пришли камнерубы и там, где порода была мягче, стесали ее, укатали грязью. А из каменных рельефов, не взятых топором, сделали дома. Потом сюда пришли русские люди, зажили, заработали, задышали каменной пылью.
Нам навстречу постоянно попадаются люди с колясками и маленькими детьми. Тротуары, слившиеся с газонами, густо засыпаны мелким мусором, словно над городом регулярно идет дождь из окурков и пивных крышек. Здесь можно только стоя думать о своем, а при ходьбе нельзя: ты постоянно ищешь ногами дорогу, обходишь грязь, мутную воду. Мы в центре города, и мне страшно подумать, каковы его окраины. выходит молодой человек в свитере. Узкий, как Аня.
— Саша, — представляется он и уводит нас на кухню, где весело горит свет, перебивая мутный полдень. Саша — это брат.
Фотокорреспондент «Русского репортера» Оксана выкладывает на стол рис, морскую капусту, рыбу и имбирь для роллов. На полу черно-белый ковер. На нем лежит кот, слившийся с ворсом по цвету. В углу холодильник с веселыми магнитиками. Над раковиной обои с крупными подсолнухами. Тесно.
Саша садится на стул у кухонной двери. Аня в широких легких шароварах — напротив него. Ламповый свет падает на их светлые макушки, вышибая из брата и сестры схожие черты и бросая их нам в глаза. Одинакового цвета волосы, одинакового цвета глаза, одинаковые брови и носы, одинаковые черепа.
— Я вам в телефоне своих кукол покажу, — протягивает Аня телефон.
Листаю фотографии кукол, собранных из каких-то черных тряпичных сосисок. Из сосисок же сформированы их черепа и лица, смятые в нужные черты и выражения. На усатой кукле-мужчине с лицом Якубовича голубые туфельки.
— Как вам наш город Каменск-Уральский? — спрашивает Саша. — У нас и с парковками проблема, и с детскими садиками.