Огоньки плавно описали круг вокруг головы целителя и погасли.
— Вы видели — мне не понадобилось колдовать, чтобы создавать их и управлять ими. Магия заключена в моей природе так же естественно, как…
Он на мгновение запнулся, подыскивая подходящее сравнение, и тут взгляд Наромарта упал на лежащий в миске кусок рыбы.
— …как в природе рыбы заключены плавники и плавательный пузырь. Иным существам нужно предпринимать специальные усилия для того, чтобы плавать, рыба же с этим рождается и живёт не задумываясь над тем, почему она плавает.
— Рыбы думать не умеют, — хмуро заявил Женька.
— Не следует считать разум только своей привилегией, — парировал эльф. — Я не встречал мыслящих рыб, но не вижу причин, по которым они не могли бы существовать.
— Но мы отвлеклись, — напомнил Гаяускас. — Ты говоришь, что этот старик прав?
— Он прав в том, что заметил твою повышенную чувствительность к магии. Она сильно превышает человеческую. Наверное, только самые одаренные люди-волшебники имеют настолько магически развитую природу.
— Послушай, я уже говорил, что в моем мире нет ни магии, ни магов.
— Возможно. Не стану спорить. Но в этом мире магия есть, и твоя природа к ней очень расположена. Это факт, с которым тебе придётся смириться.
— А может, это связано с тем, что мы были на Дороге? Там мы и стали такими магическими?
— Сомнительно. Мирон тоже был на Дороге. А Саша там был намного дольше вас обоих. Но в них архимаг не заметил ничего необычного. И я тоже ничего не замечаю.
— Ну, тогда я не знаю…
— И я тоже не знаю. Но причины могут быть самые разные. Самое простое — это случайность. Для того, чтобы у ребенка были высокие магические способности, совершенно необязательно, чтобы они были у именно у родителей. Вполне возможно, что магический дар был у твоих далеких предков. Очень далеких. Старик прав, уже во втором поколении дар ослабевает. Но он не исчезает, а как бы засыпает и может проснуться у отдалённого потомка.
Нижниченко усмехнулся.
— С ума сойти. Скажи мне кто-то, что буду слушать лекцию эльфа по лженауке генетике…
— Ты считаешь, что я говорю неправду?
— Конечно, нет. Извини, я не хотел тебя обидеть, просто в нашем мире одно время эта наука была под запретом. Объясняли, как ты говоришь, не так, как нужно, а так, как разрешено. Столько глупостей от имени науки натворили, ужас…
Женька с интересом слушал пояснения Нижниченко. Генетиком был его отец. Мальчишка не очень интересовался его работой, но знал, что этот раздел биологии изучает наследственность. Возникла эта наука не так давно, наверное, меньше ста лет назад. А вот про то, что её считали «лженаукой» — об этом он слышал в первый раз. И вообще, непонятно, как можно настоящую науку считать лженаукой. Ведь научные опыты всегда можно проверить и убедиться в их правильности.
— Хорошо, — прервал разгорающийся спор Гаяускас, — в далеких предков с магическими способностями я поверить готов.
— Вот и отлично, большего и не надо. Тебе же не предлагают срочно отправится в ученики к этому архимагу, — ответил Наромарт.
По мнению Йеми — ответил излишне быстро. Впрочем, остальные ничего подозрительного в поведении эльфа не заметили.
— Но есть ещё один вопрос: Женя. С ним-то что? — продолжила капитан.
— Я же говорил, что Женя — болен. И его болезнь отчасти имеет именно магический характер.
— И это — всё? — хмуро поинтересовался Йеми.
— Это — всё.
— Ты уверен, что не хочешь сказать нам больше?
— Уверен. Зачем тебе знать больше, Йеми? Ты же не целитель.
— Хорошо, я — не целитель. Но отец Огустин умеет врачевать не только души, но и тела. Может, ты поговоришь с ним?
— Может быть. Если я, как врач, посчитаю нужным с кем-то посоветоваться, то я обязательно сделаю это. Но пока я отвечаю за его здоровье, все решения принимаю я и только я.
— Отвечаешь? Перед кем?
— Перед самим Женей и перед своей совестью.
Повисла напряженная пауза.
— Так, друзья, давайте-ка успокоимся, — негромко, но твёрдо произнёс Нижниченко. — Мы не так давно знаем друг друга, но вместе мы прошли через серьезные испытания. Вообще-то, я обязан вам своей жизнью и никогда этого не забуду. И что, теперь у нас есть причина друг другу не доверять? Только потому, что какой-то прохожий архимаг что-то там разглядел? Может, стоит больше верить тому, что мы видели своими глазами?
— Но если во мне и Жене есть что-то подозрительное, то надо…
— Надо, — прервал Мирон. — И обязательно что-нибудь придумаем. Но сейчас мы это обсуждать не станем — слишком у нас напряжены нервы. Передохнем день-другой, всё равно Огустин сказал, что раньше, чем через два дня моя нога не будет нормально работать.
— Два дня — это лучший случай, — хмуро подтвердил Наромарт.
— Тем более. Так вот, до послезавтра эту тему закрываем. А потом всё спокойно обсудим. И ещё раз прошу — не надо оскорблять друг друга недоверием.
— Извини, если я тебя обидел, Наромарт, — медленно произнёс Йеми. — Я доверяю тебе, но и сам рассчитываю на доверие.
— Я не обижен, Йеми. И тоже доверяю тебе, как и всем вам. Иначе я бы не пошел с вами в земли, где смерть грозит мне только за то, что я родился не человеком. Но доверять кому-то — не значит обрушить на него все свои тайны.
Йеми хотел что-то ответить, но, глянув на Мирона, не стал ничего говорить.
Да и никому в хижине говорить не хотелось. В молчании доев ужин, путешественники легли спать.
С приходом утра напряжение не развеялось. Йеми и Наромарт избегали общения друг с другом, да и с остальными разговаривали неохотно. Балис, и так обычно молчаливый, вообще замкнулся в себе. Напряжение среди старших передалось и подросткам. Мирон начал всерьез беспокоиться, не окажется ли этот разлад фатальным для их отряда.
Для начала Нижниченко решил посоветоваться с Гаяускасом. Реакция старого друга сильно удивила генерала:
— Сам вчера сказал: "до послезавтра тему закрыли". Вот и не надо сейчас ничего обсуждать. Не тот случай, чтобы форсировать события.
— Думаешь?
— Уверен. Всё идет как надо. Этот хренов архимаг разворошил улей — и смотался. А нам теперь всё это расхлебывать. Меня он задел очень больно. Наверное — и Наромарта тоже. Вот эльф и переживает.
— А тебя чем?
— Понимаешь, если правда, что я — такой необычный, то мне надо знать — почему? А вдруг это имеет отношение к тому, что произошло со мной… и с Ритой…
— Ты вот что, с глупостями заканчивай, — решительно произнёс Мирон, поняв, куда клонит Балис. — Нафантазируешь невесть чего. Если даже у тебя такие способности к магии — для нашего мира это ничего не значит. У нас магов нет.
— Почему ты так уверен?
— Да потому. Потому что в мои обязанности, помимо всего прочего, входило ещё и курирование всяких этих магов, ясновидцев и прочих экстрасенсов. Сам же понимаешь, если бы хоть один из них и вправду бы что-то умел, то для разведки это был бы сущий клад. Так вот, выдаю тебе государственную тайну: проверили мы три сотни таких дарований — ни один из них не демонстрировал стабильно чего-то сверхъестественного.
— Раз на раз не приходится…
— Ага… У Наромарта почему-то приходится. Видел, как он вчера шариками этими светящимися поигрывал? Явно, был уверен, что у него всё под контролем. А ведь держит себя за слабого мага. Только и слышно: "Я не волшебник, я только учусь". Ну а у наших апломба — на десять Наромартов, а результатов — пшик… Чародеи, млин…
— А может, настоящие чародеи тщательно скрывают свой дар. Нужно им на государство работать…
— Может. Только таким способом можно что угодно доказать. Называется конспирологический подход: "Я знаю, что существует заговор, а доказательств у меня нет, потому что заговорщики умело прячут концы в воду". Опровергнуть невозможно. Но и правду узнать — тоже.
— И что же мне делать, по-твоему?
— Факты нужны. Пока их нет — дергаться бестолку, только нервы себе истреплешь. Будут факты — будешь анализировать, что к чему.
— Факты… Наромарт что-то знает, я уверен.
— Почему уверен?
— Да говорили мы с ним. Помнишь, в ту ночь, когда нас во сне в этот мир поворачивали… Вот тогда я ему рассказал кое-что, ну и он мне тоже. Только понятно было, что что-то он недоговаривает. Темнит.