— "Ты почему мне ничего не сказало про пробудившихся путников?" — недоуменно поинтересовался Битый у Стража.
— "Ты же знаешь, что я не могу войти в разум тех, кто принят убежищем, если меня не призывают. А хотелось бы. Его друг сейчас летает над окрестностями и, наверняка, видит всё, что происходит".
— "Друг? Летает?"
— "Да, тот, кого зовут Наромартом".
На душе у Воина Храма становилось всё тревожнее. Чем необычнее существа приходят просить помощи в приют, тем крупнее у них неприятности. Взять вот Гручо. Обыкновенный душегуб: убийца и насильник. Ну и кто за ним охотиться будет? Городская стража, да родственники погибших, чтобы виселицу заменить чем-нибудь более основательным. А вот у летающего нечки враги должны быть намного могущественнее. Вполне возможно, что сам приют их не интересует, им надо только добраться до этой странной компании. Но раз что-то оказалось под ногами — растопчут и не заметят.
Нет, конечно, он, Битый, выполнит свой долг до конца и будет защищать приют и находящихся в нём от любой опасности до последней возможности, но до чего же не хочется рисковать своей жизнью на чужой войне…
С этими невеселыми мыслями он добрел до хижины ольмарцев.
— Утро доброе, Балис. Что это в такую рань поднялся?
— И тебе того же, уважаемый. Не спится вот, кошмары что-то мучают.
— Надо же, кошмары, — усмехнулся изонист. — Давненько уж я о таком не слышал. Здесь, в горах, место спокойное, воздух чистый. Сон у всех крепкий, словно у детишек.
Балис развел руками.
— Вот, однако, не спится — и всё тут. Я так переволновался, что даже попросил Наромарта посмотреть, нет ли чего подозрительного в округе.
— И как?
— Не знаю. Сейчас вернется, расскажет.
— Уже вернулся, — черный эльф шагнул к ним из-за хижины. — И у меня плохие вести. К воротам спешит отряд воинов. Два-три десятка.
— Проклятье! — Битого всего передернуло, словно иглу в пятку вонзило.
— "Страж! Тревога!"
— "Тревога! На нас напали! На обитель нападают!"
Призыв Стража раздался в головах всех обитателей приюта, извещая об опасности. Но спящим сладким утренним сном людям было тяжело сориентироваться в том, что происходит вокруг них. Драгоценные мгновения уходили на то, что они нелепо таращились во тьму ничего невидящими глазами, пытаясь привести в порядок свои мысли.
Балис сдернул с плеча своё оружие и откинул приклад.
— Ворота заперты? — бросил он Битому.
— На засов. Снаружи не открыть, — ответил Воин Храма, доставая из-за пояса малый цеп. — Если только…
— Что "только"?
— Магия…
— Магия? — переспросил Наромарт. — Да, среди воинов был один человек, не облаченный в доспехи.
— Что за тревога, кто нападает? — послышался из глубины хижины недоуменный голос Нижниченко.
— Мирон, возьми пистолет у меня под подушкой. Быстро.
— Понял, — ответил Мирон совсем другим голосом.
Из домика напротив выскочил благородный сет Как-Его-Там-Из-Какой-То-Ветви. Как ни странно, без пурпурного шарфа. Как, впрочем, и без остальной одежды: наготу почтенного аристократа прикрывала лишь узкая и легкая набедренная повязка легкомысленного желтого цвета. Зато при себе сет имел куда более полезную в данных обстоятельствах вещицу, а именно двуручный меч с клинком почти метровой длины.
— Откуда опасность? Я могу прикрыть ворота.
— Ворота держу я, — возразил бывший морпех.
Меч, конечно, производил впечатление, но в возможностях обнаженного коротышки остановить ломящихся через ворота воинов Гаяускас испытывал серьезные сомнения. В любом случае, старый добрый «Калашников» — надежнее.
Наромарт видел, что и Битый, и Колина не понимают, что им делать. Не знал этого и он сам. Хоть он один из всех обитателей приюта видел атакующих, но, не будучи воином, не представлял себе, как надо организовать оборону. Единственным среди них, кто, похоже, чувствовал уверенность в себе, был Балис. А, если так, то первым делом не нужно было ему мешать. Темный эльф слабо представлял себе, как можно в одиночку без магии не пропустить никого через ворота, но ясно видно, что его спутник полностью доверяет своему оружию и знает, что говорит. Главное, чтобы Воин Храма и благородный сет не помешали Балису это таинственное оружие использовать.
— Встаем в цепь, — скомандовал Наромарт, — если прорвутся — встречаем.
Как ни странно, ему подчинились. Отчасти потому, что у самих плана боя в голове не было, отчасти — потому, что чувствовали за пришедшими с Йеми основную боевую силу в этой схватке. Из темной арки ворот донесся грохот падающего засова, похоже, у атакующих действительно имелся неплохой маг.
Балис, присевший за хижиной и взявший на прицел выход из надвратной башни, с неудовольствием подметил, как Битый, аристократ и Наромарт растянулись в цепочку посреди двора. По правилам войны, принятым на планете Земля в двадцатом веке от Рождества Христова, это был более чем идиотский поступок. Оставалось только надеяться, что в этом мире действуют иные правила, неизвестные ему, но хорошо знакомые тем, для кого он — родной, или, хотя бы, близкий. А дальше уже размышлять было некогда. Из хижины выскочил Сашка. Растрепанный со сна, босой, в распахнутой рубахе, но с рапирой в правой руке и кинжалом в левой. Разумеется, перекрыл Балису директрису.
— Сгинь! — рявкнул капитан.
К чести мальчишки, тот сориентировался мгновенно. Но, к сожалению, неправильно: вместо того, чтобы отскочить назад, в хижину, где ему не угрожала непосредственная опасность, Сашка кувыркнулся вперед и влево, к поигрывающему нунчаками Битому. Грамотно кувыркнулся, спружинив руками, но при этом не выпустив оружия.
— Да куда тебя…
Закончить эту фразу Гаяускас не успел. Стало уже не до воспитания подростка. После боя своё получит, если все живы останутся.
Во двор ворвались первые нападающие, вооруженные копьями и прикрывающиеся здоровенными деревянными щитами, окованными по краям медью и украшенными медными же узорами. Щиты скрывали фигуры людей почти целиком, только сверху над ними торчали головы в шлемах с гребнями, да снизу виднелись обутые в сандалии голые ноги. Правофланговый, самый дальний от Балиса, был, вероятно, офицером: его шлем украшал султан вроде конского хвоста.
Занявший позицию у дверного проема с пистолетом в руках Нижниченко тихонько выругался: щит и медные доспехи легионеров вполне могли выдержать выстрел из ПМа в упор. Стало быть, стрелять придется в голову. Вроде и несложная задача, только вот, если сказать честно, то Мирон Павлинович в прошлый раз стрелял из табельного оружия аж пять с лишним лет назад, незадолго до присвоения звания подполковника. После получения второй большой звезды на погоны участия в стрельбах никто не требовал, сам же Нижниченко за более, как тогда ему казалось, важными занятиями просто не успевал найти время для посещения тира. Знать бы, где упадешь — постелил бы соломки…
Балис тоже досадливо поморщился, но по другой причине: пулям его автомата с расстояния двадцать метров ни дерево щитов, ни бронза доспехов препятствием не являлось. Но они были неустойчивы на траектории и, пробив такой щит, запросто могли уйти куда-нибудь в сторону, не причинив врагу никакого вреда.
Но выбирать было не из чего, а размышлять и удивляться было так же некогда, как и ругать Сашку. Воинам нужно было лишь несколько секунд, чтобы осмотреться во дворе убежища изонистов и принять решение. Но этих секунд у них не оказалось. Гаяускас стрелял в корпус короткими очередями, сначала в офицера, затем в солдат. Ему даже казалось, что он слышал, как пули с глухим стуком пробивали щиты, звонко щелкали о невидимые панцири, прошивая и их и выводя из строя воинов. На самом деле, услышать всё это, когда в твоих руках работает автомат, конечно, невозможно.
Над ухом словно парус хлопнул. Потом ещё раз и ещё… Битый не успел понять, что происходит, а все трое врагов уже лежали на земле. Двое — неподвижно, третий со стоном пытался отползти в сторону.