Я не сбросил негатив на официанта. Я туда поехал для того, чтобы поесть один супчик. Там есть норвежский суп с семгой, мой любимый. Я туда поехал только из-за этого. А эта официантка сказала что именно сегодня именно его нет. Мне бы надо было домой поехать и просто дома помедитировать, отлежаться, переварить все это. Я тогда уже понял что пробой пошел. Потому что информацию обратно уже не отрыгнешь. Если информация уже прошла по уровням в экспресс формате, никаким экспресс протаскиванием наверх она уже не полезет. Она может только идти вниз. Но вместо этого мы поехали в другой ресторан. Там недалеко есть другое заведение называется «Вкус». Хорошее заведение с очень хорошей кухней. Но когда я туда приехал, у меня дико заболела башка. И я говорю менеджеру зала: «Девушка, а нет ли у вас здесь таблетки? Принесите пожалуйста от головы, потому что я иначе здесь подыхать буду». А она отвечает: «У нас запрещено давать любые таблетки посетителям».
И тут я понимаю что все, кранты, буду тихо умирать. Я присел за столик, по инерции заказал чаю. В какой-то момент я понял что инерция закончилась, и я начну реально неметафорически здесь умирать. Я говорю знакомому: «Давай я поеду домой». А парень замечательный, он сразу все понял видя мое состояние. Позвал девушку, сказал чтобы она упаковала этих несчастных мидий, эти булочки в контейнер. Официантка принесла все это упакованное, я расплатился и стремительно домой поехал. В машине я мечтал только об одном — только бы меня в ней не вырвало. Но дядька чувствуя что душа уже подкатывает к горлу, гнал так как BMW спортивные с такой скоростью не ездят, с какой скорость ехала старенькая Mitsubishi. Дядька просто откровенно лихачил. Пришел я домой, выпил таблетку, лег. Естественно, меня стошнило.
Я понял что больше не нужно делать такие нехорошие вещи с протаскиванием информации. И то что я увидел в процессе катарсиса, тогда я осознал эти интроекты, потому что я понял откуда пошел этот интроект. Я понял откуда пошло это совершенно лютое дичайшее раздражение и злоба, непонятно на что. Обычно когда злишься, то злоба направлена, имеется какой-то объект. И она так прицельно лупит в этот объект. Ненавижу там либо ее, либо его. Убил бы, разорвал бы зубами. А тут не могу понять, тихо лежу умираю и не могу понять вообще что и по какому поводу я злюсь. По какому поводу я испытываю раздражение. И тут я вижу картину. Это такая картина, это просто ужас. Я вижу комнатку своей квартиры, но видоизмененную как бы в Уфе.
Мой эпизод с неприятием меня отцом
И вижу как по ней ползает маленький такой «ребеночек Розмари». Младенец годовалый, еще не ходит, так как они на четвереньках ползают. В глазах такая синева черная и маленькие острые зубки как у щуки, полный рот маленьких острых зубов и окровавленная пасть. И этот ребеночек ползет — сама воплощенная смерть и он ползет на какого-то мужчину. И тут я узнаю своего папу. Ну это не узнавание визуальное, это узнавание пониманием. Он ползет и пытается ему в ногу вцепиться и отгрызть эту ногу. А потом добраться до горла и вырвать кадык, внутренности все выгрызть. И я понимаю что этот ребенок — это я по сути. И чувствую что он просто действует в лютом страхе.
Он кидает меня об косяки, а я не чувствую боли. Гуттаперчевый ребенок, такой вот робот для убийства. Я понимаю что вот он лежит в кроватке, пока все дома.
Он лежит, как бы улыбается, спит, все нормально. Стоит только всем из дома уйти и остаться наедине с папой, все, он выползает из своей кроватки и просто ползет чтобы папу загрызть, выгрызть его внутренности. Вижу эту картинку и отца люто бешено сопротивляющегося, и начинаю осознавать, что это тот самый аффект, который я испытывал будучи младенцем. И для меня становятся понятны и слова матери, когда она рассказывала про моего отца, и некоторые другие нюансы. Она например мне рассказывала мне такую историю, что она была занята просто по дому, что-то делала. Отец мой лежал на диване и читал газету. Когда я начинал капризничать, она ему говорила: «Ну поиграй с Денисом, поиграй с ребенком, займи его чтобы он не плакал». А он делал так — он выставлял правую или левую ногу вдоль дивана, ну чтобы я не садился, и продолжал читать газету.