Подведём теперь первые, самые простые (т.е. арифметические) итоги боевых действий бомбардировочных полков ВВС СЗФ в первый день войны (см. Таблицу 2).
Таблица 2
Примечания:
– первая цифра – число самолёто-вылетов, вторая со знаком (+) – число сбитых или получивших серьёзные повреждения самолётов;
– действия «сводной группы капитана Лавренцова» учтены в строке 40-го БАП.
227 самолёто-вылетов, более 115 тонн бомб за один день. Абсолютный рекорд июня 41-го для советской фронтовой авиации (бомбардировщики «левого соседа» – ВВС Западного фронта – выполнили 22 июня не более 200 вылетов, бомбардировочная авиация Юго-Западного фронта в первый день войны выполнили всего 34 вылета; в ВВС Южного фронта пиковый уровень боевого напряжения был достигнут 26 июня, когда бомбардировщики выполнили 151 вылет и сбросили 60 тонн бомб). Экстраполируя известные данные по бомбовой загрузке в 142 вылетах (из общего числа 227), можно предположить, что в общей сложности на врага было сброшено более тысячи 100-кг бомб. Но и это ещё не всё. По району Сувалки, Кальвария в первый день войны работала дальняя авиация (3-й ДБАК) и части 12-й БАД ВВС Западного фронта. По подсчётам М. Тимина, в общей сложности на район выдвижения 4-й и 3-й танковых групп вермахта (Тильзит, Тауроген, Сувалки, Алитус) было выполнено 352 с/в советских бомбардировщиков. (40)
Более полутора тысяч фугасных бомб обрушилось на мехколонны 4-й и 3-й танковых групп, т.е. на огромное скопление трофейных французских грузовиков, бельгийских автобусов, голландских хлебных фургонов, немецких мотоциклов, вспыхивающих от первого же осколка бензоцистерн… Да, были в этих колоннах и танки – почти все (1272 из 1544, если быть точным) лёгкие, весом до 10 тонн (Pz-I, Pz-II, Pz-35(t), Pz-38(t). От близкого взрыва 250-кг фугаски такая легкотанковая мелюзга могла развалиться по сварным швам… Где же мемуары командиров немецких танковых соединений, в которых они объясняют разгром вверенных им войск тем, что «вражеская авиация уничтожила все тылы полков и оставшиеся без горючего и боеприпасов танкисты вынуждены были рассеяться по лесам»? Где работы западных историков, в которых твёрдым, не допускающим сомнения тоном сказано, что «недостаточность средств войсковой ПВО, отсутствие должного истребительного прикрытия позволили авиации противника разгромить механизированные соединения ещё на этапе их выдвижения в исходные для боя районы»?
А нигде. В мемуарах Манштейна (в июне 41-го он командовал корпусом в 4-й ТГр) нет вообще ни одного упоминания о действиях советской авиации. Буквально ни одного слова. И это при том, что броску от границы на Двинск в его мемуарах посвящена целая глава («Танковый рейд»). Первое упоминание о налётах советских бомбардировщиков в мемуарах Манштейна появляется лишь в описании боевых действий 30 июня, уже после форсирования Даугавы.
В мемуарах командующего 3-й танковой группой Г. Гота несколько слов по обсуждаемому вопросу есть. Вот они, все до одного: «Действий танков и авиации не отмечалось. Воздушная разведка, проводившаяся при ясной погоде, никаких передвижений противника восточнее Немана не обнаружила». Так Гот описывает события первого дня войны. Затем, «после огромного успеха, достигнутого в первый день наступления, события второго дня не оправдали ожиданий; причина – не действия противника и не ошибки наших войск и командования, а трудности, связанные с условиями местности…» Про сокрушительные удары авиации противника по-прежнему не сказано ни слова. Правда, в косвенном виде оценка действий советских ВВС появляется через несколько страниц: «Вечером второго дня наступления… командующий группой приказал остановить колонны машин 8-го авиакорпуса и убрать их с дороги, предназначенной для движения танков… Если бы противник располагал сильной авиацией, тогда, пожалуй, следовало бы принять другое решение». (71)
Для полноты картины следует ещё уточнить «масштабный фактор». Во второй половине дня 22 июня в районе Алитус 20-я и 7-я немецкие танковые дивизии вступили в бой с разрозненными подразделениями советской 5-й танковой дивизии. При этом было потеряно 11 танков, в том числе четыре т.н. «тяжёлых» (так в вермахте обозначали средний танк Pz-IV). Этот эпизод в телеграмме штаба 3-й ТГр в адрес командования Группы армий «Центр» был охарактеризован как «крупнейшая танковая битва за период этой войны». (72) Если потеря 11 танков вызывала такую бурную реакцию, то едва ли уничтожение хотя бы нескольких десятков боевых машин от ударов советской авиации осталось бы незамеченным…
Как связать воедино отчёты штабов ВВС Северо-Западного фронта с личными впечатлениями (точнее говоря – с отсутствием таковых) командиров вермахта? Удовлетворительного ответа на этот вопрос у меня нет. Едва ли послужит утешением констатация того факта, что традиционная советская историография отказывалась видеть сам вопрос. В качестве некоторых, частных, отнюдь не исчерпывающих проблему пояснений можно отметить следующие три момента.
Во-первых, особо большого эффекта не стоило и ждать. Разгромить танковую дивизию ударами с воздуха удавалось исключительно и только советским «историкам» – и то лишь применительно к событиям лета 41-го года, и только на советской стороне фронта. Реальная эффективность авиационных вооружений той эпохи была весьма низкой, прицельное бомбометание по точечной цели с «горизонтального» бомбардировщика практически невозможным, попадания в цель могли быть только случайными. Компенсировать всё это можно было только огромным числом вылетов и сброшенных бомб. Для нанесения значительных потерь двум танковым группам вермахта (а это порядка 15 – 20 тыс. единиц различной техники – от мотоцикла до танка включительно) число самолёто-вылетов бомбардировщиков ВВС СЗФ надо было бы увеличить минимум на два порядка!
Во-вторых, далеко не факт, что объектами бомбовых ударов стали именно колонны техники танковых дивизий вермахта; в частности, не совсем понятно, что именно бомбили самолёты ВВС СЗФ в районе Кальварии во второй половине дня 22 июня – немецкие танкисты к тому времени уже заняли Алитус и переправлялись на восточный берег Немана.
В-третьих, бомбометание со средних высот (в большинстве случаев более 2 – 3 км) изначально было обречено на то, что большая часть сброшенных бомб упадёт в чистом поле; весьма и весьма «щадящий» режим довоенной боевой подготовки (3 – 4 учебных бомбометания в месяц на один экипаж) также не способствовал высокой эффективности действий. Так можно было бомбить Выборг и Хельсинки – но не стремительно продвигающиеся на восток немецкие моторизованные корпуса.
В заключение этого параграфа остаётся лишь напомнить, что сами понятия «большое», «малое» – относительны. Смотря с чем сравнивать. Число самолёто-вылетов, выполненных 22 июня 1941 г. бомбардировщиками ВВС Северо-Западного фронта, следует признать большим – в сравнении с тем, как действовала авиация других фронтов. Очень большим – в сравнении с позднейшим мифом про «уничтоженную на рассвете 22 июня авиацию приграничных округов». Вполне сопоставимым – в сравнении с активностью бомбардировочной авиации противника.
Всё меняется, если за точку отсчёта принять потенциальные возможности группировки и предвоенные планы её использования. Возвращаясь к Таблицам 1 и 2, мы видим, что только в одном из восьми бомбардировочных полков (31-й БАП подполковника Добыша) число боевых вылетов значительно (в 1,5 раза) превысило число исправных самолётов. В целом же по всей группировке ВВС фронта число вылетов оказалось в 1,5 раза меньше числа боеготовых бомбардировщиков – и это 22 июня, за 18 часов светлого времени, в ситуации, когда аэродромы базирования от немецких танковых колонн отделяло не более 40 – 50 минут лётного времени. Четыре полка или вовсе не участвовали в боевых действиях первого дня войны, или ограничились минимальным вкладом в решение общей задачи. Впрочем, есть ещё одна точка отсчёта, в сравнении с которой 22 июня бомбардировочная авиация Северо-Западного фронта действовала великолепно, – это все последующие дни июня 41-го.