Какая башня твердо возвышаласьТут на земле, чтобы, потрясенаНапорами такими, не шаталасьИ гордая, не пала бы она?Кто б, сердцем женщина, тверда осталась,Его броней стальной защищена.Лобзаньям и прельщеньям недоступна,Что сдвинули б и горы совокупно?
Но сердце Мензолы стальным ли было,Колеблясь и борясь из крайних сил?Амура восторжествовала сила,Он взял ее, связал — и победил.Сначала нежный вкус в ней оскорбилаОбида некая; но милый — мил;Потом помнилось, что влилось в мученьеЖеланье нежное и наслажденье.
И так была душой проста девица,Что не ждала иного ничегоВозможного: ей негде просветиться,Как человеческое естествоРождается и человек творится:Слыхала вскользь — не более того;Не знала, что двоих соединеньеТаит живого третьего рожденье.
Целуя, молвила: «Мой друг бесценный,Какой-то властной нежною судьбойВлекусь тебе предаться непременноИ не искать защиты никакойПротив тебя. Сдаюсь тебе — и пленнойНет сил уж никаких перед тобойПротивиться Амуру: истиранилМеня тобой — глубоко в сердце ранил,
И я исполню все твои желанья,Все, что захочешь, сделаешь со мной:Утратила я силы для восстаньяПеред Амуром и твоей мольбой;Но лишь молю — яви же состраданьеПотом иди скорей к себе домой:Боюсь, что все же буду здесь открытаПодругами моими — и убита».
Дух Африко тут радость охватилаПри виде, как в душе приятно ей;Ее целуя, сколько силы было,Он меру знал в одной душе своей.Природа их на хитрость убедила —Одежды снять как можно поскорей.Казалось, у двоих одно лишь тело:Природа им обоим так велела.
Друг друга целовали и кусали,Уста в уста, и крепко обнялись.«Душа моя!» — друг дружке лепетали.Воды! Воды! Пожар! Остановись!Мололи жернова — не уставали,И оба распростерлись, улеглись.Остановись! Увы, увы, увы!Дай умереть! На помощь, боги, вы!
Вода поспела, пламя погасили,Замолкли жернова — пора пришла.С Юпитером так боги пособили,Что Мензола от мужа зачалаМладенца-мальчика; чтоб в полной силеИ доблести он рос — вершить дела;Все в свой черед — так о повествованьеМы доброе дадим воспоминанье.
(Перевод Ю. Верховского)
Можно, конечно, предположить, что вплоть до линии № 9 «антиков» действительно вспоминали последовательно. Что писатели 1-го трака (Гвицинелли, Боккаччо, Данте, Рабле) по каким-то причинам не знали ни одного писателя или поэта 2-го и 3-го траков, живших на «линиях веков», находящихся выше их по нашей «синусоиде».
Но если учитывать, что «синусоиды» этой тогда не существовало, что обнаружили ее мы сами, изучая творчество художников, архитекторов, писателей применительно к хронологии Скалигера, то правильность такого предположения становится крайне маловероятной. Неужели же люди сумели забыть (и снова вспоминать) не только литературу и искусства, географию и астрономию, но также технику и технологию любовной игры?.. А ведь правило «линий веков» действует вплоть до времени жизни самого Скалигера!
Микеланджело. Капелла Медичи. «Ночь». Первая половина XVI века.
Вот линия № 7:
«„Гермафродит“ Беккаделли (1394–1471), навеянный эпиграммами Марциала (ок. 40–104 н. э., линия № 5–6), превзошел в откровенности самые дерзкие произведения античной эротики».
Как видим, автор 1-го трака линии № 7 превзошел произведения авторов 2-го и 3-го трака линий № 5–6. Конечно, если сложить «синусоиду» и рассматривать историю в полном объеме, то в этом ничего удивительного нет. Но ведь именно этого историки как раз и не спешат делать.
Далее оказывается, что по «синусоиде» совпадают появления новых литературных стилей.
Т. Миллер пишет:
«С конца V в. в аттической классике на первый план выступают новые формы словесного искусства».
Греческий минус V век — это линия № 5. А в римской литературе «новый стиль» возникает в I веке, и это тоже линия № 5 «римской» волны. В конце XIII века «новый сладостный стиль» охватывает литературу Италии (та же линия). По этой же линии, но только «арабской» волны, появляется «бади» — новый стиль арабской поэзии. Даже не сравнивая здесь ни стили как таковые, ни мастерство авторов разных национальных школ, мы обязаны отметить совпадение появления «новых стилей» по линиям веков, то есть их одновременность.
В XIV веке мы видим в Европе расцвет любовной литературы. Это произведения Боккаччо и Чосера, творивших вскоре после Овидия. У этих авторов отдельные новеллы (у Боккаччо) или рассказы (у Чосера) соединяются общей сюжетной рамкой, создающей некое подобие общей композиции. Так с линии № 6 начинается переход от «лучистой», по Морозову, литературы, к скелетной.
Джефри Чосер. РАССКАЗ БАТСКОЙ ТКАЧИХИ из цикла «Кентерберийские рассказы»:
Здесь начинается рассказ Батской ткачихи.Когда-то, много лет тому назад,В дни короля Артура (говорятО нем и ныне бритты с уваженьем),По всей стране звучало эльфов пенье;Фей королева со своею свитой,Венками и гирляндами увитой,В лесах водила эльфов хоровод(По крайней мере, верил так народ).Чрез сотни лет теперь совсем не то,И эльфов не увидит уж никто.Монахи-сборщики повсюду рыщут(Их в день иной перевидаешь тыщу,Их что пылинок в солнечных лучах).Они кропят и крестят все сплеча:Дома и замки, горницы и башни,Амбары, стойла, луговины, пашни,И лес кругом, и ручеечек малый, —Вот оттого и фей у нас не стало,И где они справляли хоровод,Теперь там сборщик поутру идетИль, дань собрав с благочестивой черни,Вспять возвращается порой вечерней,Гнуся обедню под нос иль псалмы.Теперь и женщины с приходом тьмыБез страха ночью по дорогам ходят:Не инкубы — монахи в рощах бродят,А если вас монах и обижает,Он все благословеньем прикрывает.Был при дворе Артура рыцарь-хват.Он позабавиться всегда был рад.Раз на пути девицу он увиделИ честь девическую вмиг обидел.Такое поднялось тут возмущеньеИ так взывали все об отомщенье,Что сам король Артур его судилИ к обезглавленью приговорил.Но королева и другие дамы,Не видя в этом для девицы срама,Артура умолили не казнитьВиновного и вновь его судить.И вот король, уж не питая гнева,
