Его задание заключалось в оценке новых русских железных дорог. Пропускная способность, мосты, депо и прочее. Из окна вагона многого не увидишь, и он спокойно сошел с поезда на одном из полустанков и собрался все как следует рассмотреть на месте. Однако на перроне к нему подошел местный полицейский и вежливо поинтересовался, что нужно господину хорошему. На британский паспорт городовой отреагировал, как ему поначалу показалось, правильно. Он козырнул и предложил проследовать за ним. Однако вместо того, чтобы отвести к здешнему начальству, которое и удовлетворит любопытство заморского путешественника, отвел в кабинет к какому-то жандарму. Жандарм радости от встречи явно не испытывал, смотрел злобно и задавал глупые вопросы. Что значит, с какой целью? Как это закрыто для иностранцев? Что вы себе позволяете, я британский журналист! Но аборигены были непреклонны и посадили его на следующий поезд.
Ко второй попытке он подготовился более основательно. Паспорт на имя мещанина Почечуева, поезд, который проходит интересующий участок ночью, снотворное в чай проводнику. Прыжок прошел удачно, он ничего себе не сломал и не подвернул. Можно спокойно прогуляться по окрестностям и все разглядеть. Его заинтересовал странный куст сбоку от тропинки, по которой он шел. Подойдя ближе, он собрался его ткнуть подобранной палкой. В этот момент он увидел, что из куста на него смотрят чьи-то глаза, а потом в голове взорвалась бомба.
В себя он пришел от дикой боли в затылке. Охнув, он приподнялся и осмотрелся. На теле у него было только нижнее белье, а сам он лежал на голых досках, явно в тюремной камере. Сосредоточиться никак не получалось, так сильно болела голова. В темечко стучала всего одна мысль: “Сволочи! Нет, ну какие же сволочи!” Спустя какое то время загремели ключи, затопали сапоги, камеру наполнили какие-то люди. Ему посветили фонариком прямо в глаза, от чего он зажмурился, а потом достаточно бесцеремонно подхватили под руки и потащили по коридору. Наконец его привели в помещение напоминавшее кабинет, с дешевой казенной мебелью, и усадили на стул. Стул был жестким и неудобным, босым ногам было холодно. Сидящий напротив него за столом человек в жандармском мундире хмыкнул и протянул бумажку с каким-то порошком и стакан воды. Он бездумно выпил порошок и через пару минут боль стала уходить, а в глазах прояснилось. Жандарм с усмешкой спросил:
— Ну что, очухался? Говорить можешь? Тогда рассказывай, откуда ты взялся, красивый такой.
— Я подданный Великобритании, Сидней Рейли. Очевидно, подвергся нападению бандитов. Что за дикая страна! Если Вы мне поможете добраться до английского посольства, буду очень Вам благодарен.
— Конечно, мы Вам поможем! — жандарм был само радушие — вот только на парочку вопросов ответите и сразу поможем.
— Я бы хотел одеться. У Вас найдется какая-нибудь одежда для меня?
— Конечно, конечно, Ваша одежда Вас устроит? Ведь это ваша одежда? — жандарм открыл дверцу шкафа.
— Да, моя, где я могу переодеться?
— Точно Ваша? А куда же делся житель Ананьевского уезда Херсонской губернии? В кармане этой одежды лежали документы на имя Ксенофонта Егоровича Почечуева.
— Не знаю никакого Почечуева, я британский подданный…
— Совсем недавно Вы были турецкоподданным — тон жандарма оставался таким же доброжелательным — Вот сами посмотрите — он достал из ящика стола фотокарточку — Только тут фамилия Массино написана.
— Соломон, кончай Ваньку валять! — вдруг рявкнул кто-то сзади.
Сидней Рейли (носивший в детстве имя Соломон Розенблюм, а потом много других имен) даже не вздрогнул. Ему было хорошо, он летал в облаках, согреваемый ласковым солнышком, а кабинет с жандармами остался где-то там, внизу.
— Слушай, Николай Иванович, похоже, ты с опием переборщил. Смотри, как он улыбается!
— Да откуда мне знать, сколько давать надо было, доктор сказал: "Сильнейшее сотрясение, надо боль снять, вот порошок". Ну я и дал ему весь, а он сомлел, болезный.
— А кто это его так приложил?
— Петров, кто же ещё. Он как раз занятия проводил — молодых натаскивал, а тут этот красавец идет. Ну есаул и показал, как ворогов задерживать надо. Филеры, что от поезда за англичанином шли, только подбежать успели, а он уже готов.
— А правда, что Петров, когда он в Желтороссии служил, то с одного удара японского лазутчика, как его, синоби, насмерть положил?