– Но если вдруг передумаешь или Зорька закапризничает, и посмеете разрушить такое, то знайте – на Дальнем Востоке живет и за вами следит такая Светлана…
– Ольга… – в шутку поправил я.
– Пусть Ольга – тебе, я вижу, все равно…
В это время поезд так резко затормозил, что Светлану буквально бросило в мои объятия. Мне, чтобы она не упала, пришлось крепко прижать ее к себе. Она легко высвободилась, благодарственно кивнула и схватилась за свой чемодан. Я попытался ей помочь, но она решительно помотала головой – нет, не надо, и рванулась к выходу. Только на секунду задержалась в дверях, чтобы сказать: – «Он» придет на вокзал. Ты его сразу узнаешь. Весь – такой! Скажи, что я не смогла. Совсем не смогла!» – сказала и спрыгнула с подножки, растворившись в темноте.
… «Он» действительно пришел, и я его действительно сразу узнал – такой красивый представительный. «Он» искал «ее» глазами. Я его спросил, не Светлану ли ищет… «-Да»… Она просила передать, что не смогла и вообще не сможет. «Дура!» – сказал он зло, резко развернулся, но через пару шагов обернулся: – «А ты кто такой!?» Я не знал, что ответить, попробовал объясниться плечами, руками. Он презрительно скользнул по мне своими выразительными глазами, выкрикнув:
– Еще хлебнешь с ней… – Тут ударил колокол, засигналил локомотив, громче зашумели выходящие еще из вагона, входящие в вагон… и я уже не услышал чего «хлебну»… но это будет через сутки. А тогда я остался в тамбуре в каком-то неопределенном состоянии: немного грустно, немного радостно. Мне было приятно, то, что она говорила. Мне были приятны ее прикосновения. Мне было безумно жаль «-ее», «его», – которого еще не видел. И смогу ли я рассказать обо всем этом Зорьке? Не омрачит ли это нашу встречу? Ведь мы ничем не сможем «им» помочь. Да и кто сможет?! И как трудно быть счастливым рядом с таким неблагополучием. Думая об этом, я с большим трудом (но все же оставаясь счастливым!) пробирался на свое место, совершенно запамятовав зачем преодолевал такую трудную дорогу. И вспомнил, уже добравшись до нашего «купе» рядом с противоположным тамбуром.
Оставалось только с отчаянием спросить у бодрствующих соседей:
– А почему этот закрыт?!
– Какие-то неисправности… – эту информацию отвечающие дополняли поднятием бровей, выпячиванием нижних губ, – пожимали плечами. Пришлось срочно будить моего недавнего ординарца – сантехника в довоенной жизни, который после войны сумел скомпоновать для своей работы в мирное время уникальнейший набор инструментов, при виде которого недоверчивое выражение лиц у наших соседей враз сменилось на долгожданную надежду. Даже проводнику, не подпускавшему нас «к объекту», чтоб «не доломали», достаточно было беглого взгляда на то, как Фадеич подбирает и готовит этот «невиданный» инструментарий для «операции» – чтобы дать добро на производство рискованных, с его точки зрения, работ.
Я не стану описывать неисправный туалет тех времен, в тех вагонах, потому что кто это видел, не забудет, а кто не видел, не сможет себе представить. В общем, такая… картинка… в стиле буйствующего абстракционизма.
Но мы взялись. Пришли моряки. Помощников (хоть и не очень верящих в успех) столпилось предостаточно.
Только мой второй «сопровождающий» – взводный Гриша Крылов, давно проснувшийся, лежал неподвижно и скептически улыбался. Ну, я его понимал. Он не умел и не любил работать руками, даже почерк у него был скверный… Вот ногами, головой в футболе! А до того, как после войны начались наши футбольные баталии, он пребывал среди минометчиков в ореоле потомка «славного дедушки-баснописца» – любил цитировать. И сейчас он сочился словами, будто им самим сочиненными: «А вы, друзья, как ни садитесь – все в музыканты не годитесь…»
Но мы «сели», и «сыграли» заказанную обстоятельствами работу, как по нотам! Для меня работа руками всегда была в удовольствие, и я многое умел. Ну, а Фадеич… в то время, как проборматывал свою присказку – «эх, ты мое ни то ни се» – успел поставить диагноз запутанной болезни несложного механизма и, на глаз определив возможности каждого добровольного помощника, раздал понятные задания. Задуманное, нужное дело, выполнили даже раньше предполагаемого срока – получилось! Моряки дружно выразили свой восторг: – «Ну, ты полковник даешь! Такой шурум-бурум организовал!» Я попробовал их осадить: – «Во-первых, мы договорились: я – не полковник…» А они: – «Ну, подполковник, для нас – не меньше. Майор не смог бы такое организовать!» – «А во-вторых, отремонтировал все – Фадеич!» – «Фадеич – Бог: его качать!» Фадеич деланно не реагировал на похвалу и старательнее засобирал инструменты, никому не доверяя себе помогать…