Итог дававшимся советам попробовал подвести замполит:
– Все эти житейские вещи хороши, но главное – надо оставаться достойным человеком, воином! И не обижай эту девушку. Она, по всему видно, хорошая, трудолюбивая…
И комдив, считавший, что в дивизионе последнее слово должно оставаться за ним, не мог не добавить:
– Давай-давай, все равно лучше не найдешь, – сказал он со знанием дела, – А наш кандидат (он имел в виду меня), что (!) на дороге валялся?… – он снова сжал свой огромный кулак, только на этот раз на уровне своего пояса, без угрозы – для убедительной поддержки…
… А я представлял, как рассказываю Зоре об этом «кулачище»… о том, что мне «грозит», если она мне «преподнесет гарбуз»! Я «слышу, как мы смеемся…»
Мы шли неторопливо. По расписанию поезд должен был подойти еще не скоро.
А оказалось, что он уже стоит на рабочем пути и паровоз деловито попыхивает. По-доброму светился зеленый глаз светофора.
Все дружно ускорили шаг, направляясь к пассажирскому вагону, который находился рядом с паровозом. Но когда мы поравнялись с лесенкой, ведущей в вагон, паровоз безрадостно взвизгнул, будто нехотя, дернул состав, и потащил его прочь. Дивизион, как по команде, заорал: – «Сто-о-ой!!!» А самые активные товарищи схватились за подножки, поручни, буфера, стараясь остановить поезд… Трудно представить, чем могла завершиться борьба дивизиона с поездом, если бы не громовая команда комдива «Отставить!», которая остановила бесполезные действия подчиненных. Сам комдив решительно направился к дежурному по разъезду, который, как мы потом поняли, дал отмашку машинисту «на движение». Дежурный не мог не учуять угрозу в приближающемся к нему недюжинном человеке, и попытался спрятаться в будке на переезде… Но когда комдив потряс дверную ручку, то дежурный понял, наверно, что его убежище не очень надежное и… открылась дверь. Из нее к комдиву… вышла женщина. Полушубок внакидку. Большой живот. Она была беременна. Комдив, видно, подрастерялся и тихо заговорил. К нам доносились только обрывки их разговора: «… – А мы думали, что все вы, вся армада, а в вагоне мест нет – там под завязку…» – сказала она. А он: «… три героя войны…» – комдив показал на меня и моих сопровождающих. Вид у нас был необычный. Особенно у меня. Ну, мы возвращались из Китая зимой, а туда соответствующее зимнее обмундирование не прислали, так что экипироваться по распоряжению командования – пришлось во все японское. Только знаки различия – наши. А еще на мне было сшитое по заказу китайским умельцем кожаное пальто с меховым воротником – тако-ое!.. Да! А борода?! У меня была рыжая борода – не то шотландского, не то шкиперского кроя! И видная, добротная палка-трость с металлическими бляшками-символами городов и мест, в которых она побывала. Я ее приобрел в Мукдене на «толкучке» в помощь своей ноге, которая после последнего ранения еще плохо слушалась. «А чего не предупредили?..», – комдив что-то шепнул женщине и добавил: «… генерал… комендант гарнизона, есть документы», беременная женщина взглядом выделила меня из триумвирата, улыбнулась широко, на сколько позволяло ее круглое доброе лицо, и громко пообещала: – «… я предупрежу тот разъезд… …. – и что-то сказала дежурному, должно быть, – мужу…
… Тогда-то в мою историю и вписалась допотопная машина – открытая дрезина с ручным двигателем (это когда вы руками с помощью специальных рычагов приводите ее в движение). Дежурный вывел дрезину из тупика, наверно, чтобы догнать на следующем разъезде нужный нам поезд… Что значит «вывел»?! – Все провожающие помогали очищать первобытную машину от снега, раскатывали ее-замерзшую. Погрузили на нее наш багаж. Все готовы были нас сопровождать, но на дрезине имелось только… четыре места!
… То, что мы от старательных движений быстро взопрели…
… То, что мы на каком-то повороте – потеряли часть багажа, соскользнувшего с обледенелого настила дрезины. И угроза остаться без нужных вещей, без подарков для «невесты», без провианта в 10-ти дневном путешествии, заставила возвращаться, рыться в ночи в снегу под откосом, а потом отчаянно наверстывать упущенное время…
… То, что поваливший снег вынуждал сначала каждые пятьдесят метров, чуть позже – тридцать-двадцать – останавливаться, брать в руки лопаты и очищать от заносов колею…
… Это все были цветочки, а ягодкой, которая к тому же очень скоро поспела – стала буря. Не то настигшая нас, не то мы догнали ее… Как бы то ни было – она закрутила нас: залепила глаза, стала набивать снег в рукава, за воротники… Увлеченные греблей, – так назовем работу с рычагами, которые приводили в движение нашу утлую лодчонку в бескрайнем, бурлящем снежном море, – мы не сразу почувствовали, что колеса нашей машины пробуксовывают. А когда поняли – от сознания своей беспомощности – обмякли. Руки повисли. А испарину буранный холод враз превратил в ледяную корку. Стало быть, легко и быстро можно было перейти в другое качество – превратиться: из человека – в сосульку?!..