И не успела я достойно ответить на эту реплику, лейтенант-детектив развернулся и был таков.
Не уверена, хотел ли он сделать комплимент. Работая бок о бок с десятками полицейских, я научилась различать сарказм и вполне допускаю, что лейтенант позволил себе позубоскалить. О Джеке-потрошителе я мало что знаю. По слухам, он на редкость ловко обходился с ножом.
Больше в присутствии лейтенанта я эту тему не затрагивала. Обычная, более-менее предсказуемая жизнь участка шла своим чередом: сержант соблюдал перемирие с лейтенантом-детективом, а лейтенант-детектив, в свой черед, был со мной вежлив, но обходился без многословия.
И так мы жили вполне ладно, пока не появилась другая машинистка.
Едва она переступила порог, явившись на собеседование, я поняла: происходит что-то необычное. В тот день она вошла в участок очень тихо, очень спокойно, и все же я почувствовала: это затишье в глазу бури. Темный зрачок в средоточии непостижимой стихии, где в опасных пропорциях смешиваются жар и холод. Вокруг нее все было обречено измениться.
Вероятно, обозначать ее как «другую машинистку» не совсем точно: другие машинистки в участке были всегда. Я – одна из трех. Кроме меня была сорокалетняя Айрис с вытянутым лицом, острым подбородком и серыми птичьими глазами. Каждый день она меняла разноцветные галстуки. Айрис всегда охотно соглашалась поработать сверхурочно, и в участке это ценилось. («Преступники не отдыхают по воскресеньям и в праздники», – говаривал сержант.) Что же до семейного положения, замужем Айрис не бывала, да и вряд ли думала об этом.
А еще Мари, во многих отношениях противоположность Айрис. Мари кругленькая, веселая, слегка прихрамывает: в детстве омнибус проехался ей по левой ноге. Не достигнув и тридцати, Мари успела дважды побывать замужем: первый муж сбежал от нее с девчонкой из кордебалета. Мари так и не сумела отыскать его и оформить развод по всем правилам и, махнув рукой на юридические тонкости, взяла и вышла за другого, некоего Хорэса, который добр к ней, вот только все хворает подагрой. Мари работала в участке, потому что не питала иллюзий, будто Хорэс ее обеспечит. Она сентиментальна и вышла замуж по любви, хотя заведомо было ясно, что подагра все чаще будет удерживать Хорэса в постели. За спиной Мари парни грубовато шутили: с ее искалеченной левой ногой и распухшими от подагры ногами мужа им только чертов вальс отплясывать. Разумеется, в лицо Мари никто такого не посмел бы сказать, но она неглупа и прекрасно знала, о чем перешептываются коллеги, однако давно решила делать вид, будто ничего не замечает. Ради легкого духа товарищества она готова была пойти на небольшие жертвы, и в результате всем нравилось работать с ней.
И я, разумеется. К тому времени я проработала в участке чуть больше двух лет и уже приобрела репутацию самой проворной и аккуратной из трех машинисток. Втроем мы управлялись со всеми нуждами участка, оформляли протоколы задержаний, печатали признания и вели переписку. То есть мы всё успевали, пока не вступил в полную силу акт Волстеда,[1] – тут у нас работы заметно прибавилось.
Поначалу сухой закон не приобрел популярности среди полицейских, и нарушителей они преследовали безо всякого усердия. Патрульные ворчали и норовили уклониться от помощи Антиалкогольной лиге, закрывавшей один «водопой» за другим. Когда полицейским попадали в руки фляги с самогоном, преступника зачастую отпускали на все четыре стороны, довольствуясь предупреждением и, само собой, конфисковав улики. Вопреки стараниям Женского христианского союза за умеренность убедить нацию, что дьявол сидит в спиртных напитках, верили в это не все. И порой судья не находил в себе довольно праведного гнева и мирволил бутлегерам, сколь бы вопиющим и возмутительным ни было их правонарушение. «С какой стати отказывать мужчине в праве опрокинуть стаканчик после рабочего дня?» – пожав плечами, во всеуслышание заявил однажды лейтенант-детектив.
Так оно и шло какое-то время. Порой мужчины из окрестных кварталов – по большей части чьи-то мужья и отцы – попадались на продаже контрабандного спиртного, и их выпускали, сделав внушение. Никому не хотелось браться за дело всерьез.
Но, как говорится, скрипучее колесо выпросит себе смазку. В нашем случае скрипучим колесом оказалась помощница генерального прокурора Мейбл Виллебрандт,[2] а вместо смазки она получила нас. Я не эксперт и не утверждаю, будто детально разбираюсь в обстоятельствах карьеры миссис Виллебрандт, но, судя по тому, что я читала в газетах, она пользовалась сомнительной славой человека, берущегося за те случаи, когда закон не применяется со всей строгостью, – случаи, которые ее коллеги-мужчины из лени или же благоразумия предпочитали не ворошить. С поразительным воодушевлением она тащила эти дела в суд, заодно попадая и на первые полосы газет. Полагаю, в ангела-покровителя безнадежных судебных дел миссис Виллебрандт превратилась неслучайно: она ведь женщина и ничем не рисковала, даже берясь за непопулярные дела. Если женщину постигнет профессиональный провал, это совсем не то же самое, что карьерная неудача для мужчины. Однако выяснилось, что миссис Виллебрандт на поражение отнюдь не настроена: она показала себя хитроумной и упорной особой. Найти общий язык с мэром Хиланом[3] ей было трудно, однако она сумела «вразумить» его супругу Мириам. Вдвоем эти дамы подняли шум в прессе, заявили на всю страну, что Нью-Йорк обязан сделаться примером и не щадить усилий, чтобы превратиться в образцовый «сухой» город. Рассказываю я об этом затем, что в результате успехов миссис Виллебрандт на политическом поприще наш участок выбрали для проведения «Благородного опыта». Потому-то я и говорю: мы послужили смазкой для скрипучего колеса миссис Виллебрандт.
1
Акт Волстеда был принят в 1919 г. в дополнение к 18-й поправке к Конституции (сухому закону). Акт полностью запрещал продажу, производство и транспортировку спиртных напитков, в том числе вина и пива. 18-я поправка была отменена 21-й поправкой, принятой в 1933 г. –
2
Мейбл Уокер Виллебрандт (1889–1963), «Первая леди закона», в 1921–1929 гг. – помощница генерального прокурора США; к ее компетенции относились акт Волстеда, налоги и Федеральное бюро тюрем.
3
Джон Фрэнсис Хилан (1868–1936) – американский политик-демократ, занимал должность мэра Нью-Йорка в 1917–1925 гг.