Я попытался лечь на нее, но она была очень узкой – как говорится: все для пациентов. Через какое-то время пришел врач-ординатор, завел в смотровую, сказал медбрату, чтобы взяли анализы, и затем отправили на УЗИ, чтобы решать, что дальше со мной делать. Я попросил было показаться сначала хирургу и уже затем обезболивать – ведь острый живот не обезболивают – и только затем взять анализы, но, увы: в местной больнице были свои правила. Меня усадили в кресло для перевозки пациентов и повезли в другое крыло больницы в лабораторию. Пол был местами в трещинах и покрыт сломанной плиткой, поэтому кресло сильно трясло. Бабуля-санитарка, что меня катила, очень переживала из-за каждого моего крика на очередной кочке. Стоит добавить, что боли я не боюсь и всегда терплю до последнего – но в тот момент я готов был лезть на стену.
В лаборатории, в которую меня закатили, происходила фотосессия: одна из лаборанток сидела на подоконнике, вторая стояла напротив нее и фотографировала.
– Марина, тут пациента привезли по «Скорой», нужен общий анализ крови и мочи. После обеда хирург придет, анализ должен быть готов.
Марина, посмотрев на часы, ответила, что до конца обеда еще целых пятьдесят минут и что все они успеют, – и продолжила дальше позировать. Минут через семь та из лаборанток, что выступала в качестве фотографа, повернулась в мою сторону:
– Ой, Марин, он что-то бледный, давай уже возьмем у него кровь.
К тому моменту боль в пояснице стала постоянной, на лбу проступил холодный пот – видимо, я потерял сознание. Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта. Безымянная девушка в белом халате терла смоченной аммиаком ваткой мои виски, а вторая – Марина – выдавливала из бледного пальца кровь в тонкий стеклянный капилляр с жеваной резиновой грушей на конце. По ее трясущимся рукам я сделал вывод, что мой вид был далек от того, как выглядит здоровый человек.
Затем мне впихнули в руки банку и, подняв с коляски, потащили в туалет. Моча была красного цвета. Снова посадив в коляску, санитарка повезла меня на УЗИ в другой корпус больницы. Путь туда показался мне бесконечным: лифт – переход – лестница – коридор – лестница – и снова коридор, битком набитый пациентами, дожидающимися приема к врачу.
Разогнав толпу, бабуля оставила меня у закрытого кабинета и, бормоча что-то себе под нос, пошла искать врача-узиста.
Я спрашивал себя: почему же мы в ветеринарной лечебнице относимся к животным лучше, чем в этой больнице относятся к пациентам-людям? Да и другие больницы нашего города, как я затем выяснил во время практики, выгодно отличались от этой: при поступлении пациента с почечной коликой хирург приходил максимум через пять минут, и, пока осматривал пациента, у него, лежащего на кушетке, брались все необходимые анализы, затем пациента обезболивали и без промедления везли в хирургическое отделение. Но только не здесь.
Мои боли снова усилились, но узиста надо было дожидаться еще тридцать минут: ведь у него был обед. Эти тридцать минут показались мне тридцатью годами, и когда врач все же пришел, ноги меня уже не слушались. Врач положил меня на кушетку, провел датчиком по пояснице и поставил диагноз: мочекаменная болезнь, гидронефроз справа. Меня необходимо было срочно доставить в хирургическое отделение.
Медсестра позвонила в хирургию и, посадив меня в ставшее родным кресло-каталку, повезла через бесконечные коридоры и толпы больных в отделение. Уже там медсестра с санитаркой очень заботливо уложили меня в кровать, накрыли двумя одеялами, поставили мне укол – и меня, наконец, стало отпускать.
Почему же этого нужно было дожидаться в муках пятьдесят пять минут?..
Через три дня мне стало легче, а еще через четыре я уже выписывался домой. За семь дней моего пребывания в больнице ко мне только дважды подходил какой-то человек, спрашивал о самочувствии, после чего разворачивался и уходил без осмотра. Я тогда спросил у медсестер: «Кто это такой?» Они улыбнулись и ответили, что это был мой лечащий врач.
Полученный опыт в данной больнице привел меня к пониманию, что если я когда-нибудь буду работать в медицине, то мое отношение к пациентам будет максимально противоположным тому, что я увидел там: я буду настраиваться на пациента, они будут знать меня в лицо, им не придется спрашивать у медсестер, кто я такой.
* * *
Иногда в приемный покой поступают и бездомные.
Однажды к нам привезли бездомного Николая в тяжелом состоянии – его сразу отправили в реанимацию. Там мы его отмыли, побрили и подстригли. Медперсонал был очень вежлив к мужчине, все ему сочувствовали.