— Я только сказала вам, что жду его. Вы сами решили, что я виновата во всем остальном.
— А! Отговорки! Вы позволили мне так думать. Одного-единственного слова отрицания было бы достаточно, чтобы меня остановить. Я обвинил вас в низкой интриге и обмане, даже в том, что вы украли ключи к вилле, в том, что вы поддались на ухаживания этого типа, а вы... просто стояли и все это от меня выслушивали. Даже Дениз признается, что не понимает, зачем вам все это понадобилось. Так почему? Или начнем сначала. Теперь я знаю, что это она придумала убежать с ним, позволив вам думать, что вы ее отговорили, и отправила на виллу якобы для того, чтобы вы сообщили Кэлвину о том, что побег не состоится, чему вы и поверили. А она тем временем попробовала его осуществить — и осуществила, юная идиотка, хотя, кажется, теперь это прибавило ей немного здравого смысла. Но по-прежнему остается непонятным ваше... упорство. Так, еще раз — почему?
Издалека Кэри вглядывалась в его суровое лицо, любуясь каждым неуступчивым мускулом, потом ответила, глядя в неумолимые глаза, требующие ответа:
— Поначалу я не думала вас обманывать. Я тогда считала, что Дениз меня послушалась и благополучно осталась на балу. И что Кэлвин пошел на попятную и подвел ее. А если это было так, то надеясь, что вам вообще не понадобится знать о происшедшем, я разрешила вам думать и говорить, что вы хотели. Ведь если он предал ее, то, я надеялась, она поймет, что он собой представляет, и их отношениям придет конец без того, чтобы...
Рэндал смотрел на нее.
— ...без того, чтобы я узнал, как далеко они зашли? Вы приняли все мои обвинения из-за слабого шанса защитить Дениз от меня? Да вы с ума сошли!
Кэри медленно покачала головой:
— В тот момент я так не думала. Мне казалось, что для нее это выход, если только я смогу убедить Дениз, что Оден Кэлвин — отвратительный субъект. Откуда мне было знать, что она обманула меня и что все выйдет наружу, когда их машина разобьется!
— А вам была совершенно безразлична моя реакция на то, что вы связаны с Кэлвином?
Если бы он только знал, насколько это было ей небезразлично!
— Начав обманывать вас, я не могла уже остановиться. В лучшем случае я провинилась, уйдя со своего рабочего места в рабочее время, а когда вы решили, что моя вина гораздо серьезнее, я оказалась в ложном положении, из которого не видела выхода. Я подумала, что мне все равно надо отсюда уезжать. После такого оскорбления нельзя уже было забыть или отбросить — нам обоим! — то, что вы сказали и что я, по-вашему, заслужила. И вы ведь тоже это поняли, когда сказали...
— Например, что тогда мне невыносимо было вас видеть? Или что я не испытываю к вам никакой жалости? — напомнил ей Рэндал. — Это было больно?
— Да.
— Это и должно было причинить вам боль. — Он локтями оттолкнулся от двери и прошел через комнату, встав рядом с ней. Дождавшись, когда она подняла на него взгляд, он продолжил: — Ведь больно бьющие слова — это единственное оружие, к которому может прибегнуть мужчина, когда он с трудом удерживается от того, чтобы не показать свою ревность женщине, разве вы этого не знаете?
Кэри изумленно распахнула глаза, повторив эхом:
— Ревность...
— Любимой женщине, которая слишком ясно дает ему понять, что знать его не хочет, — яростную ревность! Доводящую до безумия. Кэри, — теперь он пристально вглядывался в ее лицо, — ты не можешь притворяться, что не поняла меня. Но ты по-прежнему упорно смотришь в другую сторону?
Она непонимающе потрясла головой:
— Я не понимаю... В какую сторону?
— О, не на Кэлвина. Что касается этого, я понял, что тобой руководило. Нет, ты должна была понять, что я имею в виду: в сторону от меня. Ни одно мое слово или поступок не пробили твою сдержанность, которая тебя облекает, как ледяной панцирь, это твое замороженное хладнокровие! Ты не могла не замечать меня, как твоего босса и коллегу по работе. Но ничто, исходившее от меня к тебе, до тебя не дошло?
«Любимая!» Неужели она действительно слышала это слово о себе? Дрожащим голосом девушка проговорила:
— Я не понимаю. Что... должно было до меня дойти?
— Как я тебя хотел... как любил. Что же еще? Значит, он действительно мог сказать «любимая»! Но все еще боясь поверить, она уклонилась от ответа:
— Хотеть и любить — не всегда одно и то же.
— Одно, когда женщина одна и та же — та самая женщина, единственная.
— Но для вас это не я. Есть фрау Эренс... Она сама сказала... И сообщила Дениз...