— Управляющим домом изволите быть? — повторил г-н Фицек, который оккупировал порог.
— Не изволю! — ответил прислонившийся к стене сухопарый мужчина и бросил, не поворачивая головы: — Передо мной — двадцать один. За мной — двое. Вы двадцать пятый.
— Что? Так когда же вы пришли? — с отчаянием воскликнул Фицек.
— Сразу же, как войну объявили.
Долговязый даже сейчас не повернулся к Фицеку. Видно, тоже не выспался, а может быть, просто принадлежал к породе невеселых людей.
— Вот как? — машинально произнес Фицек, и сонливость его как рукой сняло. — Вот как? — Он задумался. Покинуть занятое на пороге место — тут он как-никак первый — или не покидать? Удастся отстоять его от тех, кто раньше пришел? Да и вообще, правду ли говорит этот повернувшийся к нему спиной верзила?
— А где же остальные? — строго спросил г-н Фицек.
— На лестнице вповалку лежат. Когда двадцать шестой подойдет, и вы можете смыться туда. Только не забудьте спросить, кто перед вами, а то семьдесят седьмым будете.
Фицек тяжело поднялся.
— Сапожник? — спросил он.
— Портной.
— Тоже неплохая специальность.
— Угу, — буркнул незнакомец, по-прежнему уставившись в одну точку.
— Меня зовут Ференц Фицек. А вас?
— Венцель Балаж.
— Я сапожник.
— Очень хорошо.
Чтобы убедиться в правдивости слов долговязого портного и не просчитаться, Фицек, бросив: «Сейчас приду», — юркнул в темное парадное, а оттуда в кромешную тьму лестницы. И в самом деле тут же наткнулся на людей, лежавших вповалку на ступеньках. Фицек вернулся на улицу, сел опять на пороге. Но теперь примостился с краешка.
— Вы мастер?
— Мастер! — послышался ответ, краткий, словно удар по сухой доске.
Чтобы расположить к себе угрюмого портного, г-н Фицек завел с ним беседу на семейную тему: пусть, мол, хоть в этом вопросе возьмет он верх, раз уж очередь прозевал.
— Дети у вас есть?
— Этого добра хватает!
— У меня шестеро.
— А у меня девять, — равнодушно кинул портной.
Г-н Фицек проглотил и это.
— У меня десять было, да четверо померло.
— Сорок процентов выходит.
— Что-о? С каких это пор? — спросил г-н Фицек, недоверчиво разглядывая странно отвечавшего угрюмого собеседника.
— Испокон века. Впрочем, у меня их было пятнадцать штук, но шестеро померло. Тоже сорок процентов.
«Для него все сорок процентов», — подумал сапожник Ференц Фицек, все беспокойнее разглядывая лицо портного Венцеля Балажа.
— Ну, положим. Зато у меня все мальчишки и только одна девочка.
— Это выходит восемьдесят четыре процента, — послышался ответ угрюмого портного.
Г-на Фицека оторопь взяла. «Он, видно, того! Рехнулся малость!» И хотел уже ответить, но услышал, как к ним кто-то быстро приближался.
— Опоздал! — запыхавшись, выпалил незнакомец. — Думал, первый буду, а вышло — третий. — Он укоризненно покосился на Балажа и Фицека, будто они перехитрили его.
Портной не ответил. Вновь пришедшим занялся Фицек.
— Вы — двадцать шестой! — сообщил он. — Остальные там, на лестнице, лежат. Спросите лучше, как меня зовут, не то вовсе шестьсот семидесятым будете. Подождите следующего, потом можете тоже войти — соснуть малость.
— Да ведь еще только без пятнадцати шесть, — простонал несчастный.
— Ну и что же?.. Это сорок процентов! — бросил г-н Фицек и, рассмеявшись, шмыгнул в парадное.
Чтобы разжиться местечком, он ощупью пополз между людьми, лежавшими как сельди в бочке, и кое-как устроился. Он быстро согрелся, но заснуть не мог. Длинный сухопарый портной так и тянул его к себе. Быть может, потому именно, что все время говорил одни неприятности. Фицеку захотелось с ним еще потолковать. Он выбрался из кучи людей и снова вышел на улицу.
— Ну, какие еще новости? — спросил он.
— Призывать будут! — ответил угрюмый портной.
— Когда?
— В январе.
— Кого?
— С тысяча восемьсот семьдесят пятого по тысяча восемьсот девяносто четвертый.
— Я родился в восемьсот семьдесят первом, — ликуя, сказал г-н Фицек, — а мой сын — в восемьсот девяносто пятом.
— Летом и его призовут!
— Покуда до нас дойдет черед, и война окончится.
— Не окончится. Сами знаете, иначе не стали бы работать на этих. Освобождение хотите получить.