Картины, неуловимо меняясь, кружились в голове у Мартона. По временам его словно толкали какие-то голоса и звуки, и он открывал глаза. Перед ним начальник сыскного отделения. Кто это такой?.. А это что такое? А вот и совсем другое… Раздается приказ — и Мартон раздевается догола, и его забирают в солдаты. Другой приказ — и его волокут в полицию. Приказ: в тюрьму. Приказ: и раздается залп… Потом пробегают опять минуты, и он видит Пишту в городском училище. Потом зима и снег, и снег, и Пишта тащит тележку, «Не буду я больше клячей!..»
— Который час? — сонно спросил Мартон, почти забывши, где он находится.
И услышал в ответ:
— Кого в полночь повесили, уже давно подох. И из-за таких паршивцев должен я здесь всю ночь торчать…
А «паршивца» охватило такое счастье, что он даже оживился на мгновенье. «Стало быть, уже два часа ночи, — подумал он, — а сыщик еще не вернулся. Беги, Пишта!.. Беги!..»
Но вот уже и рассвет забрезжил, а сыщик все не возвращался. Лицо начальника сыска выражало негодование. Он откинулся на стуле, пытаясь задремать.
Наступило утро. С улицы послышался стук каблуков, какие-то голоса. Наконец явился сыщик: вид у него был жалкий. Он доложил, что обошел все семнадцать улиц (второй раз за эту ночь) и выяснил, что задержанный в самом деле пытался снять меблированную комнату.
— Но все это очень подозрительно, господин начальник, ведь до сих пор-то он жил дома. В некоторых квартирах сообщал уже вовсе смехотворную версию: мол, жениться хочет… Так что, господин начальник, разрешите на все это обратить ваше достопочтенное внимание.
Начальник сыскного отделения только что не вытолкал сыщика.
— Позвольте домой пойти?
— Нет, — уже назло сыщику ответил он и крикнул заснявшему вдруг от радости Мартону: — Вы знаете Петера Чики?
По лицу юноши прошла судорога.
— Знал. Он был моим лучшим другом.
— Вот как? Хорошо!.. Хорошо!.. Так кто же отвез ему прокламации в Пулу?
— Этого я не знаю.
— Что ж, устроим вам очную ставку.
— Но ведь его казнили!
— А вы уже обрадовались, что свидетеля нет в живых?
— Это я-то, я обрадовался?..
— Молчать! Сейчас устроим очную ставку. Только ни звука, пока я не разрешу.
— Очную ставку? — в неистовом волнении крикнул Мартон. — Так он жив? Петер жив!.. — У Мартона закружилась голова, пришлось ухватиться за письменный стол. — Скажите, пожалуйста, скажите, значит, его не приговорили к смерти?
— Молчать!
Начальник позвонил и приказал ввести Петера Чики. Воцарилась напряженная тишина. В дверях появился Петер, побритый наголо, измученный.
— Иштван Фицек признался во всем, — начал было начальник сыска, но Мартон перебил его.
— Петер! — крикнул с восторгом.
— Мартон!
— Петер! Петерка мой!.. Так, значит, ты жив?!
— Еще как! И помирать не собираюсь. Так что будь спокоен, дружище.
Начальник сыска, пораженный, переводил глаза с одного юноши на другого.
— Мартон? — спросил он. — Что это еще за Мартон? У вас два имени?
— Нет, у меня только одно имя! — крикнул Мартон и закатился неистовым радостным смехом.
— Так вы не Иштван Фицек?
— Нет!
— Почему ж вы не сказали сразу?!
— А у меня никто не спрашивал!
— Бывали вы в Пуле?
— Никогда в жизни.
— Уведите этого… Прочь!
Измученный, но по безграничной радости Мартона уже что-то смекнувший Петер пошел к дверям. Мартон рванулся вслед, но часовой оттолкнул его. Дверь затворилась. Мартон с трудом пришел в себя.
— Значит, меня привели сюда по ошибке? — сказал он. — Требую немедленно отпустить меня!
Начальник сыска процедил сквозь зубы:
— Немедленно? Вот как! Да что вы говорите? Думаете, на дурака напали? Ума у меня еще хватит: братца хотите оповестить, — спасай, дескать, шкуру. Верно? Не бывать этому! Сперва мы приведем сюда этого щенка.
Начальник снова расспросил и выругал незадачливого сыщика «с нюхом гончей» и дал ему третье задание — доставить Пишту Фицека.
И они опять остались вдвоем.
— Ваша профессия? — спросил начальник Мартона.
И Мартон уже назло ему ответил с дружелюбным видом:
— Композитор.
— Что?
— Композитор, — повторил юноша. — Композитор. Всякие писал я песенки, но теперь уже знаю: другая музыка нужна!