— Знаете, тетя Барбала, — не раз говорил Пишта, когда они сидели ночью в ожидании «несчастных случаев», — если б мой брат Мартон не учился так хорошо, отец не взял бы меня из городского училища. Я не был, конечно, первым учеником, но ведь и на экзаменах не проваливался. А не отдали б меня в слесарную мастерскую, — Пишта на всю жизнь запомнил это, — я на будущий год поступил бы уже в университет и учился бы на врача. Вы сами изволите видеть, что врач из меня вышел бы неплохой. Как быстро научился я накладывать повязки, верно, тетя Барбала, и определять, какой язык у больного, и есть ли подозрение на дизентерию. А щупать животы, чтобы установить аппендицит? Да и пульс я нащупываю сразу. Словом, из меня вышел бы отменный врач. Правда, тетя Барбала?
— Правда, правда, — медленно отвечала сестра милосердия и гладила Пишту по щеке. — Но что поделаешь, такова жизнь…
Прибравшись в приемной, Пишта усаживался, как всегда, перед столиком и начинал рассказывать о том, что видел, что слышал дома или в трамвае, или о том, что ему пришло на память. Он любил все приукрасить, однако ж рассказы его были скорее печальные, чем веселые. Барбала внимательно слушала подростка и отвечала медленно и монотонно:
— Да, да… Но что поделаешь, такова жизнь…
Стемнело. В распахнутую дверь приемной влетал ветерок хоть и с угольной пылью, но все же благоуханный и убаюкивающий. Доносился шум станков, свист маневрового паровозика…
Вдруг позвонили: Барбалу Катона срочно вызывали в заводскую канцелярию.
Вернулась она взволнованная — судя по тому, что говорила еще медленнее, чем обычно.
— Пишта, сынок… В канцелярии сыщики сидят. Ищут какого-то дезертира… Йошку Франка… Говорят, будто он под фамилией Ковача работает здесь, на заводе. А по расчетным ведомостям такого не обнаружили. Теперь сыщики ничего понять не могут. Спросили меня, не слыхала ли я про него. Я сказала, что не слышала. Они теперь пойдут по всем цехам. Как вы думаете, Пишта, кто это может быть?
Лицо мальчика посерело. Пиште стало дурно. Он сел, ловя ртом воздух.
— Что такое? — спросила сестра милосердия. — Вы знакомы с ним? Он здесь работает? Кто это? Хорошо еще, что сыщики не вас позвали.
Пишта мучился, не зная, что делать. До сих пор он даже имени Йошки Франка не произносил — это было строго запрещено. А теперь? Теперь придется сказать, иначе Йошку заберут. Если ничего не скажешь, то и помощи не жди…
— Тетя Барбала… Он… он уже целую неделю работает в большом цеху у автомата… в группе Каруласа… Теперь… теперь… под именем Ласло Надя… Что нам делать?
— Это Ласло Надь? — глухо и с ужасом произнесла сестра. — Неужто Лаци Надь?
— Да. А этого имени не называли?
— Нет.
— У них и фотография есть?
— Нет. Мне они, во всяком случае, не показывали.
— Тетя Барбала, Йошку надо спасти! Сейчас же!..
— Да… да… Но что поделаешь… — Она замолчала.
Молчание длилось не больше десяти секунд, но для Пишты они проходили томительно долго.
— Тетя Барбала, тетя Барбала! — дважды поторопил он ее.
— Послушайте, — медленно заговорила сестра милосердия. — Снимите халат… Зайдите в большой цех… Только осторожно. Чтоб никому не бросилось в глаза.
— Хорошо! — промолвил Пишта и так торопливо скинул халат, будто он вдруг загорелся на нем.
— Пишта, сынок… Осторожно!..
— Тетя Барбала, будьте спокойны… Я к нему не подойду… Там работает еще и другой товарищ. Янош Коронги. А его сыщики не вспоминали?
— Нет.
— Тогда и вы забудьте о нем… Я думаю… Я думаю, пусть Йошка Франк придет сюда… И… и… и… мы с вами, тетя Барбала, вынесем его на носилках.
— А как? Они же предупредили вахтера.
— Но называли-то Эндре Ковача, не Ласло Надя. А заболел Ласло Надь. Он может выйти. Дизентерия. Пищевое отравление. Аппендицит. Пожалуйста, срочно подберите ему болезнь и напишите направление.
— Хорошо… Но теперь бегите!
Пишта помчался по темному двору, освещенному лишь окнами цехов и июньской полной луной. Теперь все ему казалось грозным, даже маленький паровозик, который, словно ворча на кого-то, маневрировал, посвистывал и так скрежетал буферами, будто чьи-то кости ломал.
Пишта вернулся через несколько минут. Вскоре появился и Йошка Франк. Он мгновенно сообразил, о чем идет речь, и согласился с планом Пишты. Послушно лег на носилки. Его укрыли одеялом. Барбала Катона взялась за передние ручки, Пишта — он был снова в халате — подхватил носилки сзади, и они пошли к проходной. Пиште вспомнилась железная койка. В тот вечер так же светила луна, и он чувствовал такую же тревогу.
— Карета уже подъехала? — тихо и монотонно спросила сестра милосердия у вахтера.
— Какая карета?
— Из «Святого Иштвана». Тяжелый случай пищевого отравления.
— Кто это? — сонным голосом спросил вахтер, ткнув пальцем в сторону носилок.
— Ласло Надь… Вот направление.
— Тащите…
— А карета уже прибыла? — еще раз спросила предусмотрительная сестра.
— Что я вам, мальчик на побегушках! Сами смотрите. — И отворил дверь на улицу. Выпустив их, вернулся в свою каморку и задремал опять.
Пишта с Барбалой тащили носилки шагов пятьдесят. Потом Йошка спрыгнул с них, и Пишта сказал:
— Ты передай через Мартона, где мне найти тебя.
— Ладно. Но с вами-то что будет?
— Ерунда, не важно! — лязгнул зубами Пишта. — А ну, смывайся!
Йошка Франк быстро чмокнул Пишту, потом Барбалу Катона, которая только тогда ответила на неожиданный поцелуй, когда Йошка Франк был уже совсем далеко.
— Да, да… Ничего не поделаешь, такова жизнь…
Обыскав большой цех, сыщики выяснили, что не хватает одного рабочего. Имя его удалось установить лишь после долгих проволочек. Рабочие придурялись, как только могли, говорили наперебой, перебирали самые различные имена и только, когда уже не было иного выхода, кто-то назвал Ласло Надя. Но сыщики не поверили, продолжали расспрашивать, а спасительные минуты летели одна за другой.
— Куда он делся? Когда ушел?
— Откуда нам знать? Может, в нужнике сидит?
— Так долго?..
— Что ж, всяко бывает…
Сыщики прошли сперва в заводскую уборную, потом к вахтеру.
— Ласло Надь вышел сейчас с завода?
— Ласло Надь? — тупо переспросил разбуженный вахтер и разыскал бумажку. — Да…
— Когда?
— Да уж с полчаса… Тяжелое пищевое отравление, — прочел он по бумажке.
— Чтоб вас тяжелая кондрашка хватила!.. Говорили же вам: глядите в оба!
— Уж извиняйте, но только его на носилках притащили из приемной. Вы-то ведь искали Эндре Ковача.
Через минуту сыщики были уже в приемной. Сестра милосердия и Пишта как раз с невероятным усердием перевязывали пострадавшего рабочего.
— Куда вы Ласло Надя девали? — набросились на них сыщики.
— Подождите! — медленно и с таким укором ответила сестра, будто во время сложной операции ей задали неуместный и глупый вопрос — вроде того что: «Когда будет масленица?»
— Отвечайте немедленно!
— А вы не видите, что я рану перевязываю?
— Не вижу! — злобно рявкнул сыщик.
— Жаль, — ответила сестра. — Это надо видеть.
— Куда вы отправили Ласло Надя? — заорал сыщик уже во всю мочь.
— В больницу святого Иштвана! — ответил вместо Барбалы Пишта, громко потянув носом.
— Телефон больницы!
— Пишта, посмотрите…
Пишта, хотя и помнил номер наизусть, долго возился с телефонной книжкой.
Несколько минут спустя приемная огласилась еще более страшным криком:
— В больницу святого Иштвана повезли?.. А там ничего не знают?!
— Как это может быть? — кротко спросил Пишта. — Ведь мы же сами посадили беднягу в карету.