Фицека охватила смертельная усталость. Поручик встал. Фицек, сидя на своем низеньком стульчике, снова так задрал голову, будто на крышу смотрел. Он уже знал, что все его подозрения были напрасны, что поручик славный малый. И Фицек растрогался. Почувствовал даже нечто вроде угрызений совести. Хотел было признаться в этом. Но изо рта у него выскочили совсем другие слова.
— Хорошо бы помещиком быть… — сказал он, вздохнув.
Поручик, быстро застегивая шинель, удивленно посмотрел на чуднóго человека.
— Помещиком? Почему? — спросил он.
— А им дают освобождение от армии.
— Дают. Ну и что ж…
— Я вот только одного не знаю, — забормотал опять Фицек, — сколько надо времени, чтобы вспахать хольд земли?
— Денька два-три наверняка, — сказал поручик и взялся за ручку двери.
— Тогда понятно, что освобождают. Бедняжки, как они надрываются от работы! Вспахать сто тысяч хольдов — это…
— Да что вы, господин мастер! — воскликнул удивленный поручик. Сапожник окончательно показался ему безумцем. — Разве вы не знаете, что помещик и палец о палец не ударяет?
— Знаю, как не знать, — устало и тихо произнес Фицек. — Но так приятно в этом свихнувшемся мире быть чуточку идиотом.
И глаза его наполнились слезами.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На другой день газеты поместили списки арестованных. К великому ужасу Фицека, был назван и Шандор Вайда. Некоторые газеты напечатали жирным шрифтом фамилии владельцев предприятий, оптовых торговцев и комиссионеров, упомянули также, что замешано в этом деле несколько сот ремесленников — портных и сапожников, «степень вины которых устанавливает сейчас военная прокуратура, дабы принять необходимые меры».
Некоторые газеты сообщали, будто ремесленникам обещали незаконное освобождение от армии; кое-кто уже получил его и потому покорно принимал участие в заведомом мошенничестве.
Какая-то бульварная газета посвятила целую статью Шандору Вайде, «одному из крупнейших авантюристов XX века, которому удалось ввести в заблуждение отличных и высокочтимых чиновников военного ведомства». Очевидно, пришли в движение соответствующие круги, ежели весь этот «вопиющий обман армии» приписали одному Шандору Вайде. «И, как сообщил сотруднику нашей газеты камергер его величества короля и императора Лайош Селеши, Вайда имел дело только с истинными патриотами, отпрысками знатных фамилий, в чести которых не приходится сомневаться… Они были поражены, узнав про дьявольские козни Вайды… и сделают все зависящее от них, чтобы этот проходимец получил по заслугам».
Были и такие газеты, которые, поместив первое сообщение, дальше не занимались этим вопросом, посвятили ему не больше строк, чем любому заурядному, мелкому воровству. К этим газетам принадлежала и «Непсава».
— Честная газета! Никогда бы не подумал, — пробормотал себе под нос г-н Фицек. — Вот бы все были такими же честными!
Но «такими» были не все. Репортер какой-то вечерней газеты решил удариться в историю и, словно киноленту, прокрутил всю жизнь Шандора Вайды, начиная от блицконкуренции до поставок Рабочему потребительскому обществу; от кафе «Сорренто» — до ремонтерства; от поставок канифоли — до сецессионных обоев, посланных в окопы. Подробно были представлены и любовницы Вайды, начиная от маленьких девочек до актрис оперетты. Пожалуй, самой неожиданной была заметка о том, что Вайда поставлял армии скот; причем в заметке проскальзывали намеки и на различных высокопоставленных лиц, с которыми был связан Вайда. Сама поставка была описана подробно. Скотину кормили солью и поили водой. Она прибавляла от этого в весе на сорок — пятьдесят килограммов. А после продажи за два дня спускала прибавленное либо на бойне, либо на мокром полу вагона, идущего на фронт.
В доме у Фицеков воцарилась такая кутерьма и такой смертельный ужас, будто семейству сообщили, что в любой миг может рухнуть потолок и провалиться пол. Фицек, разумеется, перестал работать. То и дело выбегал из мастерской, покупал все утренние, потом все дневные и все вечерние газеты.
— Что с вами, господин Фицек? — спросил его как-то газетчик на углу.
— Лотерейный билет купил. Таблицу ищу.
— Так ведь если ее в одной газете нет, и в другой нечего искать. А кроме того, тиража еще не было.
— Были или не были, этого сейчас не угадаешь. Война ведь, — угрюмо буркнул Фицек.
Но в следующий раз предосторожности ради пошел к другому продавцу газет.
Поначалу он сам читал по складам все сообщения, потом, когда уставал, помогала жена. Супруги усаживались за стеллажом, чтобы с улицы никто не заметил, чем они занимаются.
— Первое Венгерское кожевенное А. О., — читала насмерть перепуганная жена.
— Да не А. О., а акционерное общество! — крикнул г-н Фицек. — Хоть столько-то, хоть столько-то уж… могла бы знать! А дальше что? Да не останавливайся!
Когда они наткнулись в списке арестованных на Шандора Вайду — это было перед обедом, ребята еще не вернулись домой, — г-н Фицек вытащил из нижнего ящика шкафа все готовые башмаки на картонной подошве, запихал их в два мешка и мешки завязал сверху веревочкой.
— Куда мне их девать? — спросил он жену. — Дома не оставишь. Вещественное доказательство!
Жена не знала, что и посоветовать.
— Понесу их на Лехелинский рынок. Спущу за полцены, лишь бы они тут не валялись.
Берта молчала. У нее хватило ума сейчас ничего не отвечать.
— В рот воды набрала? Думаешь, не понимаю, что, если на рынок понесу, сам на себя донесу. Понимаю… Возьму да и стащу их на чердак.
Жена опять ничего не ответила, и Фицек закричал:
— Что я, с ума сошел, их туда тащить! Ведь ежели обыск произведут и их найдут там, будет хуже. Скажут: снес на чердак, боялся, потому и спрятал! Рыльце в пушку! Коли не виноват, так, спрашивается, зачем их хоронил? Верно? Что ж молчишь-то? Удостоила бы словечком, сударыня!
На полу валялись раздувшиеся мешки. Выглядели они так, будто в них засунули только что убитого, разрезанного на куски человека и теперь не знают, что с ним делать, как избавиться от него.
— Увезу-ка их в Геделле, к зятю Кевеши… Что? Поездом поехать? Чтоб у меня документы потребовали да стали проверять, что я везу? Этого ты хочешь?..
Фицек с мольбой глянул на стены, на потолок, на пол, словно надеясь, что они разверзнутся и поглотят оба мешка.
— Было бы их только восемь пар, — продолжал рассуждать Фицек. — Каждый надел бы пару башмаков на ноги — и дело с концом!
— Ну что ты городишь! Лиза наденет солдатские башмаки!
— А что? Если от этого зависит участь ее отца?
Берта снова замолчала.
— Сожгу их! — крикнул Фицек.
— А разве это поможет? — ответила жена. — В конторе ак-цио-нер-ного общества все равно записано, кто поставлял обувь. Это ж не первая поставка.
— Очень рад, что ты подаешь полиции такие умные советы! Спасибо большое! Очень рад!..
И, как всегда, когда со страху он терял голову, в памяти у него всплывали Трепше и Рапс. Но положение было сейчас слишком серьезным, поэтому г-н Фицек впервые в жизни сказал:
— Если бы Трепше и Рапс существовали на самом деле, я бы отнес к ним. Да ведь их-то нет, Берта, нету…
«Будто я не знаю!» — подумала г-жа Фицек.
— Так хоть ты что-нибудь посоветуй! — с мольбой произнес Фицек. — Ведь не ради себя, ради семьи пошел я на это!
Берта взяла мужа за руку. Погладила ее, как делала когда-то очень давно, хотела сказать: «На меня можешь положиться, как и всегда».
— Фери, разумней всего выждать. А вдруг…