Мартон воскликнул:
— Нет!.. Не думайте так обо мне… Я… я… просто не могу столько платить… Я мало зарабатываю…
— А мы сдадим и за сто двадцать крон, — сказал муж. — Нам уж очень ваш голос понравился… Сто двадцать… Ведь это же, правда, немного?
— Конечно, конечно. Другие двести пятьдесят просят… Но я-то ведь только адреса надписываю на конвертах, всего сто восемьдесят крон получаю в месяц, — признался Мартон.
Наступила тишина.
— Ну, тогда, конечно, — промолвил слепой мужчина.
— А если б вы нашли другую работу? — спросила молоденькая хозяйка.
— Какую? Где? — с отчаянием воскликнул Мартон. — Я, изволите ли знать, поэт, романист… — Настройщику роялей он не посмел сказать, что композитор. — Вернее, я еще никто… Я думаю… Не сердитесь на меня! — И он замолк.
Супруги не могли знать, конечно, какая у юноши беда, но почувствовали, что ему очень тяжело. Расспрашивать не стали и вздыхали только, да и то осторожно, чтобы не обидеть.
Так они сидели какое-то время в молчании. Потом Мартон попрощался. Хозяева проводили его в прихожую и, взяв за руки — один за правую, другая за левую, — долго не выпускали, знакомились с его руками. Наконец пожелали ему доброй ночи.
«Ах ты, полоумный! — со стоном сказал Мартон, выйдя на улицу. — Ну что ты все выдумываешь разную чепуху: меблированная комната, стихи, роман, женитьба! Признайся лучше, что потерпел поражение. Поражение… поражение во всем! Ничего не удалось тебе в жизни. Так зачем же обманывать себя? Думаешь, поможет, жизнь от этого изменится? Сам ты должен измениться, иначе я тебя убью!» — крикнул он себе, будто кому-то другому.
И пошел домой, словно протрезвев. Горько было на душе. Восемнадцатилетний юноша погрузился во тьму более кромешную, чем слепые в той квартире.
Дома Мартон застал лишь мать и сестренку Лизу. На вопрос, где он был, Мартон буркнул что-то невнятное. И только он уселся за стол, чтобы съесть остывший обед, как в кухню ввалился здоровенный мужчина.
— Я сыщик государственной полиции! Извольте следовать за мной!
Он шагнул прямо к юноше и сунул ему под нос бумажку. Мартон увидел написанное каллиграфическими буквами: «Иштван Фицек». Не будь Мартон таким одуревшим, он сразу признался бы, что он не Иштван, а Мартон.
Сыщик загнал Мартона в комнату, поставил в угол и, крикнув: «Стойте смирно!» — приступил к обыску. И тут только до Мартона дошло вдруг, что он может спасти Пишту. Только бы Пишта не пришел сейчас домой!
Сыщик быстро покончил с обыском. Ничего не нашел.
— Пойдемте, — сказал он и отворил дверь.
Мартон обнял мать и шепнул ей на ухо:
— Скажите Пиште: пусть удирает! Это ведь за ним пришли, а не за мной. Поняли?..
Мать, хоть и была оглушена, поняла сына и кивнула головой. Счастливый Мартон поцеловал ее в лоб.
4
В приемной начальника сыскного отделения сыщик передал Мартона полицейскому, а сам зашел к начальнику и торжествующе доложил:
— Хожу за ним с обеда, все ноги отбил. Щенок успел обойти семнадцать домов и всех предупредить: вот адреса.
Сыщик положил на стол несколько бумажек. Начальник сыска взял бумаги и начал их читать.
— Роскошно! — пробормотал он. — Но как тебе пришло в голову ходить за ним? Это же блестящая идея!
— А вот как, — приступил к рассказу упоенный успехом сыщик. — Захожу я к ним в парадное, смотрю: дворник возится с проводкой. Мы с ним покалякали, я расспросил его обо всем. И вдруг дворник шепчет: «Вот он идет! Пошел куда-то! Видите?» — «Тсс! Ну-ка, тихо!..» — прикрикнул я на дворника. У меня ведь инстинкт, нюх: как у гончей. И подумал: «Что я теряю? Арестовать его всегда успею. Пойду-ка я лучше за ним, погляжу, куда и к кому ходит этот фрукт. И пожалуйста — результат налицо. Каждый раз, как он заходил в дом, я со двора следил, в какую он звонит квартиру. Извольте получить семнадцать адресов.
— Это в самом деле первый класс. Беда только, что он успел всех предупредить… Теперь, конечно, никаких прокламаций ни у кого не найдешь, да и многие поудирали, наверно…
— Об этом я и сам подумал, но что было делать? Арестую — адресов не узнаю. А так хоть адреса в руках. Остальное выжмем из мерзавца.
— Пришлите его. А сами ждите в приемной.
Мартон тем временем спрашивал у сидевшего против него полицейского:
— Скажите, пожалуйста, вы не знаете, зачем меня привели сюда?
Полицейский, как видно, не считал арестованных за людей, ибо не только не ответил, но даже не взглянул на юношу.
— Добрый вечер, — тепло и даже дружелюбно приветствовал Мартона начальник сыска. — Садитесь, сынок.
Мартон, изумленный этим тоном, сел. Наступила тишина. Начальник сыска пристально смотрел на него и ничего не спрашивал. Так прошло десять, пятнадцать все более мучительных минут. Наконец заговорил Мартон:
— Почему привели меня сюда?
— Это вам известно лучше, чем мне. — И начальник сыскного отделения укоризненно покачал головой. — Послушайте, молодой человек, ведь перед вами вся жизнь, не правда ли? Жизнь!.. А разве есть что-нибудь большее на свете? Признайтесь во всем чистосердечно — и будете на свободе… Облегчите себе участь… Что было, то быльем поросло… Мы вам сочувствуем… Мы тоже люди… Вы порвете с этими подонками общества.
— С какими подонками общества?
Начальник сыска нахмурился. Взял в руки толстую папку, открыл ее и начал листать, делая вид, будто в ней документы, связанные с Мартоном. Иногда поднимал глаза и качал головой, словно ужасаясь. Потом встал и подошел к Мартону, да так близко, что Мартону стало не по себе, — к тому же смотреть теперь приходилось, закинув голову.
— Что вы делали на Лилейной улице, в доме номер шесть? — строго с расстановкой спросил начальник сыска. И вдруг выпалил единым духом прямо в лицо Мартону: — Кто там живет?
— На Лилейной? — Мартон напряг память, но, вспомнив, чуть не рассмеялся. «Вот идиот-то!..»
— Кто там живет? — спросил еще раз начальник сыска, уже чуть не животом касаясь подбородка Мартона.
— Старуха одна.
— Как ее зовут?
— Откуда я знаю!. — крикнул Мартон, раздраженный тем, что ему все время приходится задирать голову.
Начальник сыскного отделения отступил на два шага и закатил Мартону такую пощечину, что тот упал со стула.
Неуемный гнев вспыхнул в нем. Мозг, казалось, выключился и только один инстинкт искал себе выхода: сейчас он разломает все, убьет этого человека! Потом Мартон справился с собой и начал думать: «Но что мог натворить Пишта, почему с ним так расправляются. Выступал против войны. Так он был прав! Пишта был прав и в этом, и в другом, и во всем!.. Раз уж существуют такие звери…» «Скажи, Мартон, почему ты такой глупый, когда такой умный?» — вспомнилось ему. И у Мартона вдруг сжалось сердце. А что, если Пишта не успеет удрать? Только бы до полуночи не выяснилось, что он не Пишта, а еще бы лучше до утра…
— Встать!
Мартон с трудом приподнялся.
— Сесть.
Мартон не стал садиться.
— Вы что, пощечинами думаете добиться от меня чего-нибудь?
— Это, по-твоему, пощечина? — спросил, перейдя на «ты», начальник сыскного отделения. — Ты еще узнаешь, какие бывают пощечины, если и дальше будешь врать… А ну, отвечай, чертова кукла, по чьему поручению ходил ты в дома… — И, словно взбесившийся аппарат, выпалил он все семнадцать адресов. — По чьему поручению и что там делал?
— Я хотел снять меблированную комнату! — ответил Мартон, торжествующий и счастливый.
Начальник сыска даже посинел от злости — такой возмутительной насмешкой показались ему эти слова. Мальчишка издевается над ним.
Теперь он уже непритворно пришел в дикую ярость и заорал:
— Думаешь, я так и поверил этой ерунде?
— А я советую вам поверить…
— Советую?! — Начальник поднял опять руку, чтобы ударить Мартона, но юноша быстрым движением отвел удар.
— Не трогайте меня! Вы спросили, где я был и зачем? Я хотел снять меблированную комнату! И примите это к сведению! — звонко крикнул Мартон. — Поняли?
От неожиданности начальник сыска даже оторопел. Без звука подошел к письменному столу, позвонил и вызвал сыщика, который ждал за дверью.