Папа узнал родителей Коваленко, потому что встречал их на родительском собрании.
Он дал отцу Коваленко два больших крепких жёлудя, которые тоже подобрал в парке. И все вместе пошли к качелям.
Галя больше любила качели. А Серёжа и Гриша — карусели.
— Серёжа такой большой, а всё ещё карусельщик, — сказала про него мама.
— А я качели люблю, — сказал Коваленко.
— Разве ты хорошо их переносишь? — удивились его родители.
— Я ещё летом стал качели любить.
Очередь в кассу была общая, а потом Галя и Коваленко подошли к качелям, а Серёжа и Гриша — к каруселям.
Коваленко совсем не умел раскачиваться — это Галя поняла сразу. Он стоял, вцепившись в деревянные поручни, и только моргал глазами.
Рядом уже качались изо всех сил, а они всё не могли раскачаться как следует. Галя даже устала от раскачивания в одиночку и скоро села, и Коваленко тоже сразу сел.
Он всё время молчал, а потом вдруг проговорил:
— Хочешь, я этому Кармену костыль поставлю?
— Какой костыль? — не поняла Галя.
— Ну, дам ему, чтоб не лез.
— Он и не лезет, — сказала Галя.
Коваленко помолчал, а потом снова проговорил:
— А я думал, лезет.
После этого Коваленко замолчал совсем. Качели стали останавливаться, а он сидел на скамейке, одной рукой держался за поручень, а другую положил на колени. И молчал.
За один день
За один день может случиться так много событий, что некоторые даже забудутся.
Например, после уроков в Галин класс пришла старшая пионервожатая. Все писали на специальных листках слова торжественного обещания, чтобы выучить их дома. А еще слушали рассказ об истории пионерской организации.
На первом уроке, когда писали контрольную диктовку, внезапно подул сильный ветер. Он открыл дверь, распахнул окна, да так, что все диктовки полетели по классу и перепутались. Учительница Жанна Дмитриевна перестала диктовать, ребята принялись ползать по классу и собирать контрольные. В это время можно было подглядеть любые неизвестные слова. Диктовки долго разбирали — чья где, а у Люды Наварской диктовка потерялась насовсем. Сколько ее ни искали — пропала, и Люде учительница поставила точку.
Старшая пионервожатая спросила Галю, как её поручение. И Галя сказала, что хорошо. А на самом деле вчера, когда она читала книжку о долголетии, то пропустила нечаянно страницу. Зинаида Ивановна не заметила, но Галя все равно переживала и весь вечер дома об этом думала. А когда старшая пионервожатая спросила Галю про здоровье Зинаиды Ивановны, Галя снова сказала, что хорошо. И снова стала переживать — вдруг плохое здоровье, вдруг не поправляется Зинаида Ивановна, а только так говорит.
Но когда Галя и восьмиклассницы пришли после школы к Зинаиде Ивановне, у неё был врач.
Он измерил давление специальным прибором на одной руке и на другой, потом долго писал непонятным почерком в тетрадку, которая называлась «История болезни», а потом сказал, улыбаясь:
— Хороши ваши дела, Зинаида Ивановна.
И тут хоть Галя успокоилась.
А потом на площадке она увидела Кармена. Кармен приоткрыл дверь из своей квартиры, наверно, хотел выйти, но заметил Галю и сразу спрятался. Галя постояла минуту на площадке и побежала вниз по лестнице догонять восьмиклассниц.
Стенная газета
На перемене в Серёжин класс вошли два восьмиклассника.
— Кто у вас здесь поэты? — спросили они.
Серёжа хотел промолчать, но все зашумели:
— Вот они, вот те трое.
— Идите за нами.
Серёжа, Борисов и Гоша пошли следом за ними и пришли в пионерскую комнату.
Там на всём длинном столе была разложена стенная газета.
— Берите себе по двоечнику, — сказали восьмиклассники, — и пишите про них стихи.
Серёже двоечника не хватило. Ему дали опаздывальщика Лёхина из четвёртого класса.
— Только быстро, утром газета должна висеть.
Начался урок географии. Но Серёжа не смотрел на карту, не слушал отвечающих, не следил за указкой учителя. Он сочинял стихи про Лёхина. И опять ничего не мог сочинить. Уже и Гоша Захарьян сочинил, и Борисов тоже про своего двоечника, а у Серёжи опять ничего не было. А только вчера он написал в специальную тетрадку новые восемь строчек про вечер и про дождь.
Как-то так получалось, что про вечер стихи писались у него сами собой, а про другое, про прогульщика вот, например, никак. Хоть он и старался весь урок.
— Эх ты, — сказал на перемене Борисов и в одну минуту написал: