Человек стоял недовольно морщась, стряхивая землю с головы, из-под воротника, а потом он поднял голову. И Гриша вдруг увидел, что это сосед, старик Бовин. И портфель был его, с рулоном красной бумаги.
Гриша ходил к Бовину каждый день разговаривать и клеить Дворец Советов для Гали, а теперь получалось, что он, Гриша, кинул в старика землёй.
Гриша сразу спрятался и не знал, что было дальше. Узнал ли его Бовин или не узнал и пошёл по своему делу.
— Пусти меня, — сказал Гриша, — я пойду.
Но Саня не выпускал.
Тогда Гриша сел в угол и уставился в трещину на полу.
Саня прыгал перед ним, махал своими грязными руками у самого лица, орал, топал, плевал на дорогую полированную мебель, но Гриша не взглянул на него ни разу и только смотрел в ту трещину на полу.
Наконец и Саня, видимо, утомился, потому что сказал:
— Ну и уходи. А я скажу учительнице, что ты у нас сто рублей украл.
Но Гриша и тут сдержался. Взял ранец и молча вышел из квартиры.
Когда он проходил по улице под Саниными окнами, там было тихо.
А вечером, первый раз за долгие времена, Гриша не пошёл к старику Бовину.
Коллекция бабочек
Серёжа был дома у Гоши Захарьина. Серёжа пришёл посмотреть на бабочек в коллекции. О коллекции этой Гоша рассказывал давно.
Гоша достал несколько плоских ящичков. Вместо крышек в них были вставлены стёкла. И под каждым стеклом, распластав крылья, лежали красивые разноцветные бабочки.
— Видел бы их в горах!.. — говорил Гоша.
Вдруг в квартиру позвонили, дверь открыла Гошина мама, и Серёжа услышал два голоса.
Один из голосов был Олин — это Серёжа понял сразу.
И точно: в комнату вошла Оля.
Она поздоровалась с ними обоими, с Гошей и с Серёжей, и подошла к бабочкам.
С Серёжей она поздоровалась, как с незнакомым, как будто не узнала его после того случая, на Тележной улице. А может быть, и в самом деле забыла, ведь он был тогда в пальто и в школьной фуражке.
— Этих я видела, этих — тоже, а этих — нет. Новые? — спросила Оля про бабочек.
— Новые, — сказал Гоша.
Серёжа тоже хотел подойти к бабочкам, но остался сидеть в кресле в углу. Он почувствовал, что надо сказать что-то, уже открыл рот, чтобы произнести:
— А у меня…
Но вместо этого у него вырвался тихий хрий, и он сразу замолчал. Хорошо, что этот хрип никто не услышал, потому что ни Оля, ни Гоша не обернулись.
А Серёжа хотел рассказать про орхидеи, которые он выращивал в школе весь год.
Оля посмотрела на бабочек и пошла в кухню, где её мама разговаривала с Гошиной.
— Ты чего? — спросил Гоша.
— Я? — спросил Серёжа специально удивлённым голосом. — Я ничего.
Он сразу встал с кресла и подошёл к коллекции.
— Я пойду.
— Останься, ты из-за них, что ли? — Гоша кивнул в сторону кухни. — Они скоро уйдут. А мы в настольный хоккей поиграем.
— Я лучше пойду.
Серёжа пошёл в прихожую. Он одевался медленно и слушал голоса, Олин, её мамы и Гошиной мамы. Ему не хотелось уходить.
Если бы ещё раз Гоша попросил его, он бы, пожалуй, остался. Но Гоша молчал, опираясь на дверной косяк, он смотрел, как одевается Серёжа. А когда попросил, было уже поздно: Серёжа застегнул пуговицы.
— Оставайся, куда ты идёшь?
— Я лучше завтра приду или на днях.
Гриша открыл дверной замок. Серёжа крикнул в кухню «до свидания» и вышел на лестницу.
Второгодник Сивцов
Утром из Гришиного класса пропал стул. Уже ученики пришли, а около учительского стола стула нет.
На первой парте у окна сидел второгодник Сивцов. Он сходил куда-то на несколько минут и вернулся со стулом. Всё у нового стула было нормально, только ножки не четыре, а три. Четвёртую ножку Сивцов нёс в руке. Он поставил стул около стола, приладил ножку и отошёл.
— Сивцов, что делаешь? — сказали девочки. — Упадёт же Маргарита Львовна.
— А вы лучше молчите, — ответил Сивцов, — вас не спрашивают.
— Сядет и вдруг упадёт — вот смешно! — сказал неряха Саня Куницын.
Второгодник Сивцов был самым сильным в классе, и его боялись. Поэтому спорить не стали. И ещё интересно было всё-таки посмотреть, что будет. А Сивцов пригрозил:
— Кто скажет, плохо тому станет.
Начался урок. Сначала учительница ходила между колонок, потом она постояла у доски, потом у стола. А потом решила сесть.
И Гриша вдруг представил, как вот она сейчас сядет и сразу упадёт. И стул будет валяться рядом. И как всё это будет плохо. И страшно ему стало очень. И он вдруг сказал: