Когда я вошёл в класс, она уже сидела на своём месте. И я забыл, что надо заговорить с ней, потому что ожидал, что она придёт после меня. И мы опять стали молчать.
Но на первом уроке она сама вдруг написала записку. «Как вас зовут?» — вот что она написала.
Удивился я этой записке! За что она вдруг меня на «вы» назвала!
Но я ничего не сказал и написал: «Саша».
«А меня — Марина Коробицына», — ответила она.
Я промолчал. Тогда она ещё написала: «Вот мы и познакомились. Правда?»
«Странная какая!» — удивился я про себя. Но всё-таки кивнул головой в ответ.
На следующем уроке мы снова молчали. Я теперь совсем уж не знал, как с ней разговаривать. Не на «вы» же. Все удивятся, если я её «вы» назову. Подумают, издеваюсь. Мы ведь не англичане.
— Ты не обижаешь свою соседку? — спросили меня мама и тётя Розалия в гостинице. — Какая она из себя?
— Хорошая девочка, — сказал я. — Вежливая такая и умная.
— Ты её не обижай, — повторила мама.
После уроков класс оставили на сбор отряда.
— А мне на сборе можно сидеть? — спросил я председателя Носова.
— Конечно, нельзя. Примем, насидишься ещё.
Я вышел из класса, спустился вниз на другой этаж, постоял там около цветка бегония, а потом поднялся снова и подошёл к нашей двери. «Сбор уже начался, наверно», — подумал я и хотел посмотреть в щёлку из коридора.
Но на лестнице вдруг послышались голоса учителей. Я испугался и в самом деле пошёл из школы.
Утром ко мне подошёл Носов.
— Карамзин, — сказал он, — знаешь, что мы обсуждали вчера?
— Нет… Откуда я знаю?
А сам испугался: «Неужели видели, как я подглядывал?»
— Решили дать тебе поручение. Ты себя проявишь, и мы тебя примем.
— Поручение? — спросил я сразу. А сам ужасно обрадовался, потому что ни в одной школе поручений у меня ещё не было. Хоть иногда и обещали.
— Ты не думай, мы тебя и без поручений приняли бы, но старшая пионервожатая говорит, что надо тебе поручить ответственное дело. Ты будешь вести учёт.
— Какой учёт?
— Учёт отметок в своём звене. Передавать их Помещикову каждый день. Он у всего отряда учитывает.
— Хорошо.
— Умеешь ведомость графить? Помещиков покажет.
Наше звено получило в этот день пятёрку, две тройки и одну точку.
— Ты точку не ставь, — сказал Помещиков, — точку учитель для себя ставит. И минусы тоже не ставь. Совет дружины минусы у меня не принимает.
Мама, папа и тётя Розалия уехали на репетицию. И некому было рассказать про поручение. И показать ведомость.
Я привык ложиться спать в пустом номере. Папа и мама приезжают с выступлений поздно. Они тихо ступают по полу, говорят шёпотом, чтобы не будить меня, потому что я встаю утром раньше их.
И я люблю лежать вечером в кровати; в номере темно и тихо, ходят люди по коридору, иногда они проходят совсем рядом с дверью, и я слышу их разговор.
По стене напротив окна движутся светлые квадраты и тени. Это по улице едет машина. Светит фарами.
Я лежу под одеялом, укрывшись по уши, и думаю. И так приятно всегда думать. Я и не помню, о чём я думал минуту назад. Думаю обо всём, о стихах Пушкина; я даже помню, на какой странице какая строчка. И помню, наверху эта строчка или внизу, в конце страницы. Думаю о гладком крапчатом доге с тяжёлыми золотыми медалями на шее. Этот дог сегодня два раза попался мне навстречу на разных улицах. Думаю о странном скрипе, которым скрипит шкаф, когда погасишь свет.
Потом я засыпаю.
Утром, как всегда, под подушкой зазвонил будильник. Это — чтоб звон был не такой противный и чтоб не будить маму и папу.
Но папа всё равно просыпается, и мы с ним разговариваем.
Я показал папе ведомость, две тройки, пятёрку и точку.
Потом стал делать зарядку. Не люблю я делать зарядку, с удовольствием бы её бросил, если бы жил один. Но и папа, и мама, и тётя Розалия меня заставляют. Хотя несколько людей я знаю — огромные силачи, а спортом не занимаются. От рождения у них сила.
Раньше, когда я был маленьким, меня кормили в номере. Еду приносили из буфета дежурные. А теперь я сам завтракаю в буфете.
От буфета всегда вкусно пахнет. У разных залов свои запахи. У нас на этаже — сосиски с гречневой кашей. И я съел эти сосиски и гречневую кашу.
Сегодня работала буфетчица тётя Ада. Она спросила:
— Твои спят, Саша?
Она мне каждый раз задаёт этот вопрос.
И другая буфетчица спрашивает одинаково:
— Ну, сколько двоек нахватал?
Когда я один пришёл в буфет первый раз в жизни, мне было трудно завтракать. Казалось, что все на меня смотрят, раз я один среди взрослых, что хотят выгнать. И вилка у меня часто падала; однажды я даже уронил стакан с чаем и подмочил соседу сладкую булочку. Вот как я стеснялся сначала. А теперь я привык. И даже замечаю, как некоторые другие стесняются.