— Ты что, Саша? — спросила учительница. — Что ты забыл?
— Феофанова бьют, — сказал я вдруг сам неожиданно для себя.
— Кого бьют? — насторожилась инспектор.
— Это они играют, Саша? Мальчик, — учительница повернулась к инспектору, — такой у меня в классе мальчик, Феофанов.
— Нет, бьют. Вон в окно видно.
В окно сверху было видно ещё лучше. Тесной группой стояли ребята и несколько девчонок. Через двор от школы к ним подбегали ученики из других классов.
— Подождите! — сказала инспектор и побежала к завучу.
— Что ты наделал! — махнула рукой учительница и побежала вниз.
Я видел, как она бежала через двор. А потом она повела назад Феофанова. А все ребята шли за ней кучей.
Утром я пришёл в школу и почувствовал, что никто со мной не разговаривает. На меня даже внимания не обратили, когда я вошёл. Все смеялись, бегали по классу, а на меня не глядели.
Я решил выйти в коридор, и в дверях меня толкнули Чистяков с Четвериковым.
— Ты, циркуль, ещё толкается, — сказали они, посмотрев на меня чужими глазами.
Циркулем меня никогда никто не называл. И вообще я не люблю прозвища. Всю перемену я переживал это слово.
После другого урока я остался в классе. Я сидел ни на кого не глядя, и вдруг ко мне упала мокрая тряпка, прямо на парту, чуть в лицо не попала.
— Не кидайся, — сказал Носов, — а то он жаловаться побежит.
— Сразу побежит, — сказали Чистяков и Четвериков.
— Ему что, опозорил честь класса — и рад.
— Я не опозорил, — сказал я.
— Ты лучше затихни, — сказал Помещиков. — Ещё в пионеры приняли. Возьмём и выгоним назад.
— Выгоним, — подтвердил Носов.
И я чуть не заплакал, но мне удалось сдержаться.
— В торжественном обещании нельзя драться, — сказал я и сразу понял, что получилось глупо. Получилось, как в тот раз, когда меня позвали четвёртым.
— Чего? — удивились все. — Ты торжественное обещание не трогай. Глупости тут болтает разные.
— А что вы к Феофанову лезли?
— Это тебя не касается. Правда, Феофан?
Феофанов посопел впереди меня и сказал:
— Правда.
Такого ответа я от него не ожидал. И больше ни с кем в классе я не разговаривал.
И учительница не смотрела на меня сегодня.
А после уроков к нам заглянула старшая пионервожатая.
— Носов, — сказала она, — собери мне совет отряда.
«Ну вот, — подумал я, — будут меня исключать».
Я шёл из школы, и людей на улице было мало, потому что начался дождь. Я шёл под дождём не прячась и думал грустные мысли.
Около Марининой больницы я оказался случайно. Шёл по улице, и вдруг меня кто-то позвал:
— Саша!
Я стал оглядываться, но никого не заметил. Никто меня не звал, просто послышалось.
Потом посмотрел на дом, а там написано: «Детская больница».
И я решил зайти. Всё равно в этой школе я учусь уже последние дни и Марину больше уж не увижу.
— В каком отделении моя сестра, Коробицына, лежит? — спросил я в справочном окошке.
— В хирургическом.
И я написал на листке из тетради записку. Всё равно скоро уедем и в новой школе будет новая тетрадь.
«Здравствуй, Марина!
Марина, я тогда на улице стоял нечаянно и кидаться не хотел. То есть я не совсем нечаянно. И я прошу у тебя прощения. А с Чистяковым и Четвериковым я теперь не разговариваю. Марина, я скоро уезжаю, мой папа говорит, что Коробицын — фамилия ему знакомая. Когда ты выпишешься? До свидания.
Я перечитал записку и вычеркнул про Чистякова и Четверикова. А внизу дописал: «Скорей выписывайся».
Потом я решил, что к записке обязательно надо купить конфеты.
Напротив был магазин, и я купил там сто граммов конфет «Ну-ка отними!».
Но в справочном окошке мне сказали:
— Передачи не берём сегодня, мальчик. Только записки. Хорошо, что я про конфеты в записке не написал.
Из больницы я пошёл прямо в гостиницу. И съел все конфеты по дороге.
Папа ещё давно говорил, что нас собираются вызвать в Москву и послать на гастроли в Монголию.
За эти дни я совсем забыл и о Москве, и о Монголии.
Со мной никто не разговаривал в классе. Я приходил, сидел за партой один, в перемены молча уходил, ел в буфете завтрак. Снова сидел на уроке.
На третий день после того случая в коридоре повесили «Молнию». «Вчера ученик Феофанов затеял драку…» — вот что было там написано. Хотя драка была не вчера, а позавчера. И ещё большими чёрными буквами: «Позор классу!» Все эту молнию читали, а некоторые смотрели в мою сторону, хотя про меня ничего там написано не было.