Надежду.
— Похоже, что наши дела, наконец, пошли на лад. Наконец-то, после четырнадцати лет борьбы и унижений!
Он позволил себе усмехнуться, и через секунду все, кто находился в рубке, улыбались, смеялись и ликовали. Первая крупица надежды после десятилетия разочарований.
Все… кроме одной.
— Что ж, сатаи Деленн, — издевательски произнес Шеридан. — Похоже, что мы больше не одиноки. Я не знаю, кто наши союзники, но они, по крайней мере, готовы сражаться, в отличие от нарнов. Что вы думаете об этом, а, сатаи Деленн? Да, что вы думаете обо всем этом?
Она встретилась с ним взглядом. Ее лицо стало смертельно бледным. Бездна ужаса была в ее глазах.
— Я думаю, что мы все обречены, капитан.
Она опустила голову.
— Вален, спаси нас, мы обречены.
Часть 2 Имеющий уши, да услышит
Начиналась новая эра в истории Человечества. Мы знали о том, что она приближается, но знали также и то, что нам не суждено увидеть её рассвет. Десять лет мы были расой отверженных. Мы оказались лишены родины и рассеяны по бескрайней Вселенной. Десять лет нашей единственной надеждой был один-единственный корабль, и один-единственный человек. Но даже эта надежда была несбыточна, ибо мы были слабы, а минбарцы всесильны.
Но потом мы встретили древнюю расу, чьё могущество превосходило наши самые невероятные предположения. Не потребовав ничего взамен, они предложили нам свою помощь. Мы не понимали тогда, что самая дорогая цена — та, что кажется самой ничтожной, и что больше всего тайн у того, кто ничего не скрывает.
Но когда на карту поставлена судьба человечества, кто станет сомневаться в том, что друг — это друг, а враг — это враг? Наша величайшая надежда могла обернуться нашим величайшим проклятием, а наш заклятый враг — самым верным другом.
Из личных дневников командора Дэвида Корвина.Глава 1
— Г'Кван говорил, что есть тьма ужаснее той, против которой мы сражаемся. Это тьма души, потерявшей свой путь. Мы ведём войну не только против чуждой силы и злой воли, но также против хаоса и отчаяния. Страшнее смерти плоти смерть надежды, смерть мечты. В этом заключена величайшая опасность для нас, и мы не должны пасть перед лицом ниспосланного нам испытания.
Нарн-проповедник обвёл взглядом собравшихся слушателей, и, внезапно, тёплое чувство благодарности вспыхнуло в нём. Так много их пришло для того лишь, чтобы послушать, как он говорит, чтобы услышать его слова. Он не мог не быть благодарен им за это. Новое рождалось здесь и сейчас. Отсюда он, вместе со своим народом, сделает свой первый шаг на долгом и трудном пути, ведущему к спасению.
— Мы слишком долго были одержимы смертью. Смерть преследовала нас, пока мы не свыклись с её присутствием, пока она не стала нашим естественным уделом… Бремя горя и скорби тяготило нас, подобно тяжким оковам, которые мы сделали себе сами. Центавриане сковывали нас цепями из железа, но мы уничтожали свою свободу цепями ненависти. До тех пор, пока мы не разобьём эти оковы, не разорвём круговорот ненависти, злобы и горя, до тех самых пор мы будем одержимы смертью, и ничего мы не будем заслуживать, кроме смерти, и смерть будет нашим уделом. Сделать это будет нелегко. Не существует вечных истин, но мы должны всегда надеяться, ждать, когда придёт заветное мгновение — тот блистательный, неповторимый и священный миг откровения, который принесёт нам весть о грядущем нашего народа.
Будущее вокруг нас. Оно ждёт, когда наступит время перемен, чтобы родиться в миг откровения. Никто не знает, каково оно, это будущее, и что несёт оно каждому из нас. Мы знаем лишь, что оно всегда рождается в боли. Да благословит нас Г'Кван.
Нарн смолк и поднял голову, обратив лицо к ночному небу своей родной планеты. Всякий раз, когда он глядел в небо, полное звёзд, к нему приходило осознание его предназначения, и его истинного места в мироздании. Когда-то он блуждал между звёзд, но теперь он возвратился к зелёным просторам своей родины. Центавриане могли сколько угодно обращать её в руины, но они не в силах были уничтожить душу Нарна. Она будет жить до тех пор, пока жива вера хоть в одном из его сынов.
Закончив проповедь, нарн поклонился всем, кто проделал столь долгий путь, чтобы услышать его слова. У многих в глазах стояли слёзы, и со всех сторон раздавались просьбы благословить. Он отказывался, говоря им, что они сами должны благословлять себя. Он поверял им слова утешения, слова печали, слова, что навсегда меняли их жизни. Поначалу, приходили немногие, привлекаемые скорее его славой и заслугами прошлого, нежели его мудростью и тем, что он говорил. Но теперь пришло больше, и каждый из тех, кто был здесь, понесёт весть о его учении по свету, и придут другие, которых будет ещё больше. Он знал о том, что у него есть враги, но политические противники ничего не значили перед лицом грядущего бедствия, равно как и перед спасением от него.