Не знаю, удалось ли мне рассмешить Бога, ведь я не рассказывала ему о своих планах на сегодня, а инспектора полиции мои неотложные дела не заботили совершенно. Инспектора звали Уолтом Ольсеном, и сейчас его широкие плечи под серым сукном пиджака скрыли от меня утреннее солнце, только что поднявшееся над крышами соседних домов. Это случилось, потому что я, с любезного разрешения служителя закона, села в свое собственное кресло и потянулась к телефонной трубке, а он остался стоять, заслоняя добрых три четверти неба в окне.
Ответа на том конце провода пришлось ждать долго, но я была настойчива, что принесло желанные плоды.
- Да, я вас слушаю, - в голосе Виктора мне почудилось сомнение, то ли он не был уверен, что слушает именно меня, то ли сомневался в своей способности слышать вообще.
- Доброе утро, мистер Леман...
- Здравствуйте Энни, - мой собеседник узнал меня, в тоне появилось это его фирменное насмешливое обожание.
- Извините меня, Виктор, я не смогу сегодня встретиться с вами. Дело в том, что инспектор полиции Ольсен...
- Как вы сказали, Ольсен? - Видимо, сомнения в остроте слуха у моего знакомого были не так уж беспочвенны.
- Ольсен, по буквам это будет...
- Спасибо, я знаю алфавит, извините, продолжайте.
- Так вот, мистер Ольсен желает задержать меня в качестве свидетеля по делу об убийстве одного моего соседа из квартиры на втором этаже. Помните, я вам вчера об этом рассказывала? - Инспектор вопросительно поднял бровь, и я кивнула ему в знак того, что да, вот я такая, могу разболтать любую, даже совершенно конфиденциальную информацию.
- Энни, вы знаете, я вас очень ценю, и я рад, что на инспектора вы оказали столь же сильное впечатление, но если вам не трудно, передайте ему, что я был первым, и я не терплю соперников.
- Мистер Леман, если вы думаете, что я настолько привыкла к вашим шуткам, что позволяю себе точно такие же, то вы ошибаетесь. Сейчас речь идет о праве на тот самый один телефонный звонок. Правильно я говорю, инспектор? - Я улыбнулась Ольсену. Вот, пожалуйста, оказывается это заразно! Улыбка вышла совсем как у Виктора. Полицейский с подозрением глянул на меня с высоты своего роста, ухмыльнулся и покачал головой.
Ровно в десять мне следовало отправиться в редакцию, чтобы забрать материалы, которые... Какая разница, все равно и редакция и встреча с Виктором, и еще целая куча других дел, включая покупку новых перчаток, почти все пошло прахом. Без четверти десять в дверь позвонил инспектор Ольсен и, едва поздоровавшись, объявил, что какими-то умниками, кажется, такие именуются экспертами, найдены отпечатки моих пальцев, причем на газете, лежавшей на письменном столе перед покойным мистером Бойлом. Я растерялась, такое со мной иногда случается, на улице при виде офицера в форме я держусь молодцом, но тут был целый инспектор, и я сплоховала. В общем, сначала я позвонила Виктору и отменила назначенную встречу, и только потом принялась объяснять инспектору, откуда на газете Эндрю Бойла могли взяться мои пальчики. Три дня назад, в пятницу, почтальон по ошибке бросил "Таймс" мистера Бойла в мой ящик. И все. Это и вправду очень короткая история. А покаяться я готова лишь в том, что газету ее владельцу вернула не в тот же день, а лишь на следующий, за несколько часов до убийства. И еще, я не оставила мистеру Ольсену никакого шанса назвать меня лгуньей, так как готова была представить свидетеля, консьержа, именно того из двоих, который дежурил и тогда, и сегодня. Если бы и этого инспектору вдруг оказалось недостаточно, я бы познакомила его с почтальоном. И черт меня побери! Я заставила бы этого растяпу с сумкой, набитой исписанной бумагой, признать, что он растяпа и есть.
Когда инспектор удалился, и комната снова наполнилась солнечным светом, я принялась восстанавливать в памяти список запланированных дел и тут же вспомнила о Викторе. На этот раз его телефонный номер отозвался лишь длинными гудками. Неужели он ринулся вызволять меня из лап злодея Ольсена?
Единственное что мне удалось в этот день - купить перчатки. В редакции мне было сказано, что автор задержится со статьей еще на день-два, Виктор не вернулся домой и к обеду, а съемку у Бруклинского моста отменило капризное солнце, скрывшись за белесыми декабрьскими тучами, размазавшимися по небу. Мой "хассельблад" остался без работы и в студии, видите ли, дирекция производителя стирального порошка еще не утвердила предложенный рекламщиками макет. Зато перчатки я купила замечательные, тонкие серые из мягкой шелковистой кожи. Вечером, когда Виктор все-таки отыскал меня по телефону и настоял на встрече, теперь уже в ресторанчике недалеко от моего дома, я была даже рада, что смогла позабавить господа Бога, в конце концов, его шутки не так уж часто бывают столь безобидны.
Я не догадывалась, что было нужно от меня известному художнику... А я вам разве не сказала, что мистер Леман - известный художник? Я думала, вы знаете.
Под видом светской беседы мой кавалер поведал мне продолжение истории с убийством мистера Бойла. Оказалось, утром Виктор, действительно, отправился отвоевывать меня у Ольсена. Взнуздав свой "шевроле", художник прискакал ко мне на квартиру, но уже не застал меня. Я отправилась в редакцию. Виктор же развил бурную детективную деятельность, чтобы с помощью фактов одолеть полицейских. Кроме разгадки происшествия с моими отпечатками пальцев он раздобыл немало других сведений.
Эндрю Бойл, управляющий в нашем и еще в двух других домах, принадлежащих его тетке Марии Гилберт, был убит в своей квартире на втором этаже в субботу около семи часов вечера. Он сидел за столом, когда его сзади ударили по голове тяжелой хрустальной пепельницей, а затем задушили подушкой. На столе лежала та самая газета. Так что интерес Ольсена к моей персоне был вполне оправдан. Тем более, что по словам консьержа, у Бойла в тот вечер не было никаких гостей, разве только кто-то из жильцов подъезда мог нанести конфиденциальный визит племяннику хозяйки дома. Сама тетя Мария, кстати, тоже могла подняться со своего первого этажа на второй, незамеченной стражем входной двери.
Наконец, Виктор раздобыл оружие, с помощью которого собирался укротить инспектора. Затраты художника на это предприятие составили десять долларов, а консьерж получил ровно такую же прибыль и при этом скрыл от моего "спасителя", что в помощи я больше не нуждаюсь и, что вышла за порог дома не в наручниках.