Но нельзя не видеть, что в 80-е годы XIV в. существовал и был довольно реален и другой вариант развития державы Гедиминовичей: завершение процесса славянизации литовских земель, начавшегося столетием раньше; их христианизацией по православному обряду. Став зятем Дмитрия Донского, великий князь литовский и русский Яков Ольгердович (так, согласно договору, должен был называться Ягайло, с таким именем значится он в родословной литовских князей, составленной в XV в. в Твери), утвердив православие столь же энергично, как несколько лет спустя он провел крещение Литвы по католическому обряду, мог бы, разумеется, встретить сопротивление со стороны части литовской знати (стремившейся занять привилегированное положение по отношению к знати русских земель). Но отношение литовской аристократии к православию было, в целом, вероятно, достаточно благожелательным (крестились не только Гедиминовичи, осевшие на русских землях, но и их дружины). Более значительным сопротивление могло быть на Жмуди (известно, что местное боярство возражало против принятия Ягайло православия). Но могла ли Жмудская земля, обескровленная набегами крестоносцев и уже много лет ведущая борьбу с немецкими рыцарями, сколько- нибудь серьезно влиять на государственные дела и тем более противиться центральному правительству, без поддержки которого она была бы обречена? Православие могло бы усилить поддержку Ягайло на славянских землях Великого княжества Литовского; поднять его авторитет и в Северо-Восточной Руси (при поддержке посаженного еще Ольгердом в 1375 г. на митрополичий престол в Киеве грека Киприана). Последствия выбора, сделанного Ягайло в 1385 г., в полной мере ощутили его преемники в XV в., когда конфликт между Литвой и Московским государством постепенно стал приобретать не только политический, но отчасти и религиозный оттенок.
И все же события 80-х годов XIV в. не отрезали Великое княжество Литовское и Русское от Северо-Восточной Руси. Католическое вероисповедание части династии и литовского населения (Жмудь была крещена позже, лишь после освобождения от крестоносцев в 1411 г.), разделившее русинов и литвинов, еще во времена официального язычества привыкших к веротерпимости, не являлось непреодолимым препятствием для дальнейшего сотрудничества всех жителей этого многонационального государства. Как бы там ни было, именно славянское население составляло в княжестве подавляющее большинство, а русские отряды — большую часть его вооруженных сил. Славянскими были и города, включая Вильно, где славянское население продолжало неуклонно расти. Могли ли изменить это положение первые костелы, которые можно было перечесть по пальцам? В совсем недавние времена модно было писать об «экспансии» католицизма в восточнославянских землях (что-то не случалось встречать этот термин для характеристики распространения православия). Но, например, в Восточной Белоруссии первые костелы возникли лишь во второй половине XVI в., а в Смоленске, захваченном Литвой в конце XIV в., существовавший прежде костел иностранных купцов был превращен в православную церковь. В Великом княжестве Литовском и Русском политика веротерпимости была единственно разумной и возможной, и католическое крещение язычников, лишив православие надежды на роль господствующей религии, не ущемило прав православного населения.